— Полковник! Вы разве не видите, он пытается вас шантажировать!
Полковник злобно промолчал, но Вишневский встал и попросил слово.
— Войцех, пытаться давить на армию бесполезно, поверь мне, я пытался. Неоднократно.
— Пан консультант прав, пан поручик, — строго сказал потерявший терпение полковник.
— Мы все, безусловно, ну о-о-очень впечатлены всем этим, — подполковник указал на мою грудь и уши, — но если вы настолько своенравны, что не в состоянии выполнять приказы, то нам придётся говорить с вами иначе.
— Не стоит. Я достаточно силён, чтобы добиться своих целей, но я уверен, что вы сможете распорядиться мною разумно. Прошу вас, присмотритесь к моему вопросу повнимательнее, — сказал я, отдал честь и покинул кабинет.
Я шел по коридору, звонко цокая каблучками своих бабских туфелек. Они меня начали так раздражать, что я сорвал их с ног, вырвал каблуки с мясом и зашвырнул их в сторону двери. Один каблучок воткнулся в дверь точно напротив фамилии подполковника, а второй просвистел в двух сантиметрах над головой Вишневского, следовавшего за мной. Я глубоко вдохнул, облокотился на подоконник и уставился на ухоженную лужайку на улице.
Я сожалел о том, что хотел выслужиться. Я трепетно и компетентно относился к своим обязанностям. Готовил тех ребят, как будто собственных детей. Якуб, Кшиштовский, Ковальчук и многие другие карты были просто выдернуты из моих рук. И скоро все они будут биты. А всё только потому, что они старались, как и я, тренировались и учились, и в итоге оказались там только потому, что были хороши. Не делай как делает учитель, делай как говорит учитель, а ведь я сам учил солдат, что «инициатива — хуже сифилиса», и сам же нарушил это правило. А расплачиваться за мою ошибку будут другие.
Но от моих мыслей меня отвлёк Кульман.
— Вижу, ты основательно привязался к тем ребятам. А зря.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты подумай. Ведь они такие же, как и все остальные, — Кульман показал пальцем на готовившихся к смотру солдат за окном. — Разве ты вправе решать, кому отправляться на фронт, а кому в тылу отсиживаться?
— Будь моя воля, я бы сам за всех воевал. И победил бы, не рискуя жизнями молодых парней. Да я кому хочешь наваляю! Хоть этим бриташкам, хоть немцам-кастратам, хоть коммунистам из Южной Америки, кому угодно! Да чёрт возьми, я и русских варваров заставлю сдаться, если захочу!
— Знаешь, пойду-ка я отсюда. Эльф, который говорит такие вещи, меня откровенно пугает, — сказал он заботливым тоном. — У меня нет ни малейшего сомнения, что ты на это способен, и от того реально страшно. Я не буду тебя уговаривать брать на себя ответственность за всю Польшу, я тебе скажу так:
Вишневский облокотился рядом со мной и довольно искренне признался:
— Ты подумай вот о чём. Они такие же граждане, как и ты, они так же храбры и ответственны, как и ты, ну про ответственность это я загнул конечно, ха, но ведь разве ты запретишь им выполнять эту почётную обязанность? Почему?
— Почему? — я схватил Вишневского за лацканы. — Да потому что они не добровольцы и не контрактники, они срочники, дурья ты башка!
— Ладно. Ты раскусил меня. Скажу по-другому.
Вишневский грубо сбил мои руки и поправил одежду.
— То, что в самое пекло отправили твоих ребят, это не моя вина, а моя заслуга.
— Как прикажешь понимать?
— Ты ведь читал их дела, тебе специально подсунули их предыстории, генеалогические деревья, ты ведь их читал, да?
— Ну да.
— Что «ну да»? Это ведь родственники всех тех политиков, которые и проголосовали за вторжение в Россию!
— Да, я понимаю, — продолжал Вишневский, — сын за отца не отвечает, и уж тем более за дядю, тётю или дедушку. Но они не случайно несколько раз косили от армии, платили взятки, а когда я прикрыл эту коррупционную лавочку, все они как один объявили себя либералами. Мне даже заморачиваться не пришлось. Достаточно было просто порекомендовать сортировку новобранцев по политическим взглядам для оздоровления армии, и бац! Все они оказались в таких взводах!
— Приказ свыше… — пробормотал я, пристально глядя в глаза Вишневскому.
— А знаешь что, — продолжал Кульман. — Если хочешь, отправляйся с ними. Иди, напиши рапорт и сам посмотри, чего они стоят.
— Я конечно беспокоюсь за тебя, но ты сам сказал, что кому угодно наваляешь. Вот и дерзай! За драконами я присмотрю.
К вечеру я уже был в поезде. Я сидел в купе и бормотал себе под нос раз за разом одно лишь слово: Лемберг.
Глава 13. Межмакрозонье
От пересечения судьбоносной «красной линии» прошло менее часа. Мне не стыдно признаться, что я пересекал границу Польши впервые. Во времена моего детства во всех без исключения странах творился такой страшный демографический хаос, что возможность спокойно жить и держаться за источник доходов считалась практически привелегией. Поначалу ездить на заработки считалось престижным, но когда Россия, Китай и Малайзийский Халифат наглухо закрыли границы на въезд, стран, где можно было заработать больше, чем потратишь на путешествие, просто не осталось. Многие не возвращались домой, в основном опасаясь осуждения, даже если и умудрялись заработать немного серо-кровавых денег. Однако мои бойцы были воодушевлены.