— Ну, можно и снять, — сказал Кузьмич и легко отстегнул обшивку реактора.
Мне открылся довольно красивый кристалл идеальной цилиндрической формы серебряного цвета с зелёным отливом. Но то, что было нарисовано на корпусе изнутри, меня заинтересовало куда больше.
Внутри кожуха реактора была невероятно гармоничная и упорядоченная схема внутреннего устройства реактора. Тончайшие, в несколько микрон, трубки из высокообогащённого урана переплетались между собой, как шины процессора. Все они были индивидуально экранированы сложнейшей многослойной защитой из отражающих нейтроны материалов, направляющих продукты распада к индукционным катушкам, сделанным так мелко и филигранно, что многие производители микроэлектроники показались мне кустарными мастерскими.
Я просто не мог поверить своим глазам. Русские применили методы фотолитографии и точечного легирования, чтобы построить целый атомный реактор! Попытки создать многослойную интегральную схему терпели неудачу даже при попытке соорудить нечто размером с грецкий орех, но они, эти чудики, склеили из сложнейших и опаснейших веществ нечто размером с шестидесятилитровую бадью!
— Накроешь потом кожух, а то ему жарко, — будто невзначай сказал Кузьмич и уставился в пустоту своим немигающим взглядом.
— То есть, вы хотите сказать, что вы создали холодный атомный реактор? Вы направляете поток цепной реакции распада линейно с помощью электромагнитов? И что, если магнитное поле ослабевает, то реакция прекращается? За доли секунды?
— Да, — спокойно и уверенно сказал Кузьмич. — А сам «Подснежник» — вот он.
Кузьмич открыл заднюю крышку огромной двухметровой трубы, и из неё потекла морозная испарина.
Огромная труба оказалась стволом орудия, сделанным изо льда. Метровые ледяные стенки ствола удерживали внутри себя заряженный снаряд.
Я оторопел. Я осмотрелся по сторонам и заметил со стороны казённой части орудия круглые дверцы. Перед выстрелом ствол сдвигался назад вместе с запальным реактором и выступал с противоположной стороны башни, тем самым сводя на нет всякую отдачу. Оставался один только вопрос: что же это за такое оружие, что запалом ему служит атомный реактор?
Но, к сожалению для меня, я получил ответ и на этот вопрос. Кузьмич подошел к деревянному ящику и достал оттуда один из многих полуметровых стеклянных кернов, около десяти сантиметров в диаметре, и протянул мне.
— Это заряд ядерного топлива, просто дейтерий-тритий, помещённый в стеклянный керн, с включением продольного стекловолокна, легированного эрбием и ниодимом. Вот тут в центре стоит калифорниевый зонтичный капсюль. В него попадает концентрированный поток частиц. Ядерная энергия обычно успевает закачать в этот лазер достаточно мощи, прежде чем испарится ствол. — сказал Кузьмич и спокойно протянул мне стеклянный снаряд.
Слов у меня не осталось. Даже на родном языке. Я стоял среди обыкновенных русских пвошников и чувствовал себя идиотом. Я был так поражён увиденным, что даже позабыл о том, как недавно сам испытал это орудие на себе. Я держал мутноватый жёлто-зелёный стеклянный стержень и с открытым ртом смотрел на тёмненький кусочек калифорния, залитый внутри. Но им всем как будто и этого было мало. Майор медицинской службы молодцевато ударил себя в бока и сказал:
— Ну что, а теперь интересное! Пошли, Войцех, капитан уже начинает.
Майор и фельдшер повели меня по винтовой лестнице в шарнире башни вниз, затем по коридору и долго петляли по полутёмным модулям. Внешне простые кнопки и рычаги выглядели рабочими. Несмотря на следы износа все они были в чистом и явно ухоженном состоянии. Вся эта техника выглядела так совершенно, что ни одна боевая единица в польской армии не смогла бы похвастаться таким бережным и ответственным экипажем. Я подумал, что хорошо бы записать увиденное мной на свою органическую электронику в голове, но экипаж относился ко мне так абсурдно уважительно и благородно, что моя совесть не позволила бы отплатить им предательской выдачей их тайн. С другой стороны, они могли бы специально подбросить мне дезинформацию, или показать только то, что они хотели. Стоило мне задуматься о подобном, как нам встретился связист и заговорил с нами.
— Майор, Петрович, Немец! — он молча протянул мне руку и пожал её ещё крепче чем Кузьмич — А вы ему нашего Феликса уже показывали? Как тебе Феликс?