В конце концов меня сопроводили в его кабинет, и он взглянул на меня.
Его молодое, но сосредоточенное лицо изобиловало морщинами, которые возникают от постоянного умственного напряжения. Он посмотрел на меня своими усталыми глазами, серыми, как оцинкованное ведро. Он снял шляпу, причесал свои светло-русые волосы, указал на стул и сказал:
— Присаживайтесь.
Он достал тоненькую папку и стал изучать печати на документах. В его глазу моргнул огонёк явно техногенного характера, и на обычных печатях проступили ультрафиолетовые даты и шифры. Затем он пересчитал листы, устало вздохнул и, не отвлекаясь от бумаг, спросил:
— Вам знакома фамилия Вишневский?
Такого вопроса я от него точно не ожидал. С другой стороны, Вишневский был довольно влиятельной фигурой в Польше, особенно он был известен тем, кто всерьёз увлекается политикой и актуальной историей.
— Ну да. Мы с ним один институт закончили.
— Интересно, — сказал он, задержавшись на странице.
Потом он недолго посмотрел мне в глаза и с ухмылкой спросил:
— А кто ещё из "самородков" учился в вашем удивительном вузе?
— Жена моя. Юлия. Она очень успешный фармацевт.
— Скажите мне, пан, пан Ковальский, — он положил закрытую папку на стол, сплёл пальцы и с ехидством продолжил, — а вы не сотрудничали с агентами из Великобритании или её сателлитов?
— Как и все в нашем вузе.
— Поясните.
— Ну, мы патентовали наши студенческие работы в британской юрисдикции. Без этого никак, даже к экзамену не допускали.
— И вас это не беспокоило?
— Ну, все так делали, — сказал правду я.
— Понятно. С этим разобрались. Теперь менее важные вопросы.
Он достал ещё одну, толстую пыльную папку и стал подробно перелистывать её, проговаривая какие-то сложные шифры.
— Вы заявили, что колдовать не умеете. На каком основании вы взялись оказывать экстрасенсорные услуги господину и госпоже Евтушенко?
— Ну, я был под давлением. Негласным.
— Насколько мне известно, вы принимали участие в уничтожении ни одной организованной преступной группы. Вы были замешаны в распространении неизвестного вещества под кодовым названием "Эльфийское молочко", и вы испугались обыкновенного тюремщика?
— Ну, я наслышан о суровости российской репрессивной машины… — замямлил я. — Кроме того, та женщина была несчастна, я попытался помочь ей хотя бы искренним намерением.
— И вы были намерены ей помочь?
— Да. Но то, что случилось, это не более чем несчастный случай, уверяю вас.
— Понятно. Вы не несёте ответственности за произошедшее. Вопросы пожарной безопасности не в моей компетенции, — спокойно ответил он и продолжил листать папку.
— Давайте начистоту. Готовы говорить откровенно?
— Куда мне деваться. Покажите хотя бы ваши документы в таком случае, чтобы я мог обойтись без адвоката.
— Значит, готовы. Меня зовут Кошкин. Иван Кошкин, — сказал Иван и устало вздохнул. — А теперь вы скажите, обладаете ли вы какими-нибудь технологиями, помимо ваших телесных модификаций?
— А разве их недостаточно?
Кошкин промолчал, уставившись на меня особенно сурово.
— Вы, вероятно, имеете в виду магию или неизвестные науке физические явления? Таковыми не обладаю. Увы.
— Увы? То есть хотели бы обладать?
— А кто бы отказался? — усмехнулся я.
— Мог бы читать мысли, и не полез бы в Россию. Разве что туристом.
— Понятно, — сказал Кошкин.
Он достал из стола обширный бланк и начал его заполнять плотным, бисерным почерком. Он долго и утомительно заполнял огромные листы бланков. Обилие шифров и аббревиатур, которые он писал из головы, впечатляли даже меня, эльфа. Но в конце концов он поставил на бланки печати, отдал один из них мне и сказал:
— Вот. Это протокол наблюдения. Вы должны будете отмечаться у меня раз в неделю. Вы свободны.
— А когда будет суд?
— Вы свободны. Покиньте кабинет, у меня ещё куча работы.
Глава 27. Унизительный побег
Неделя пролетела незаметно. Заключённые уже дали мне прозвище "глосик". Позднее выяснилось, что это довольно вкусная черноморская рыба, а тот самый охранник, который спас мне жизнь, постоянно улыбался мне, как будто с насмешкой. Вскоре и остальные охранники смотрели на меня как на идиота. В их глазах я больше не мог прочесть ничего, кроме ожидания какой-нибудь странной глупости. Но их ожидание было удовлетворено.