Кошкин изображал растерянность и крайнюю степень испуга.
— Точно как ведьма сказала… Точно на восемьдесят восьмой день. Вот на хрена ты над ней смеялся, Колян!
— Поехали отсюда, Серый, никакие они не трушные волхвы, они косплееры вонючие!
Кошкин отпустил тунику волхва и обреченно побрел ко мне. Но лишь только он помог мне встать с колен, как женщины начали громко что-то восклицать. Они кричали какие-то сектантские возгласы. Но мужик их утихомирил.
— Постойте. Кто вас проклял? Та ведьма еще жива? — спросил мужик.
— Нет, — гневно сказал Кошкин. — Когда ее проклятье начало сбываться, я вырвал у нее сердце. — процедил сквозь зубы Иван.
— Постойте. Порчу снять мы, наверное, не сможем, но попробуем смягчить боль.
— Благодарствую тебя, добрый человек! — чуть ли не со слезами сказал Кошкин.
— Пойдемте, я проведу вас в повитухину избу.
Кошкин играл в опасную игру. Нормальные сектанты точно знали, что порчу они с меня не снимут. Те из них, кто был нам нужен, вряд ли клюнут на нашу глупость и наивность. Но, по-видимому, я недооценивал "тупость" КГБ.
Пока меня, стонущего от притворной боли, вели в хижину, я стал вспоминать мелкие детали. Художники в здании КГБ чувствовали себя совершенно вольготно. Студенты совершенно спокойно могли зайти в кабинет и попросить сфоткать портрет на стене. Другие автомобилисты на дороге смотрели на нас как на умалишенных, регулировщики специально не пропускали нас, дети показывали пальцами на нашу стильную Волгу, а их родители снисходительно усмехались. На нашу темно-серую униформу непуганые горожане смотрели с усмешкой, а пафосные полицейские в упор нас не замечали.
Мне вдруг показалось, что пистолет Кошкина заряжен холостыми, что парадоксально делало его куда более опасным. Все становилось на свои места. Где бы ни появился сотрудник этих, на вид комических спецслужб, все сразу знали, кто он, и спешно перепрятывали свои секреты, что и нужно человеку, который не воюет, а наблюдает и анализирует. Феномен КГБ образца 2107 года был идеальной иллюстрацией поговорки: хочешь спрятать, положи на видном месте. Теперь мне было легко представить, как неумеха-КГБшник пытается задержать преступника, а потом его вместе с тем преступником садят в обезьянник, где и происходит настоящая контрразведка.
Скромность и юродство помогают не только инфильтрироваться под видом дурачков, но и скрывать следы истинной работы. Сотрудник вскрывает всю подноготную, распутывает сложнейшие схемы, оплетает всё нитями интеллекта, оставляет метки на уликах, оставляя их на своих местах, а потом позорно проваливает миссию. А вот полицейские, как настоящие герои, идут по их подсказкам и успешно побеждают. Получают медали и формальную победу. А юродивые из КГБ получают позор и истинную победу.
Женщины переодели меня в домотканую рубаху, расшитую магическими символами, и напоили травяным чаем с токсинами в незначительном количестве, затем расспрашивали про дату рождения, и зажгли благовония, сделанные в Китае. Кошкин сел рядом со мной, и изо всех сил изображал беспокойство.
В повитухиной избе, пахло кровью, гноем и стариками. На чистых перинах лежали дети, с признаками очень запущенных болезней и врождённых дефектов. Они с любопытством поглядывали на меня. Но не все. Одна девочка едва могла двигаться. Она с трудом шевелила руками, и всё время просила пить.
— Как много у вас таких сект? — тихо спросил я.
— Раньше было меньше чем сотая процента. За последние пять лет количество новых адептов резко подскочило.
— Но разве так можно?
— Либертарианцы, Колян. Каждый живёт как считает нужным, и ни мы не полиция не вправе им запретить.
— Но дети же мучаются… — сказал я и вдохнул весь букет признаков диабета первой стадии исходивший от девочки.
— Тише, братишь, всё будет хорошо. — громко сказал мне Кошкин и шепотом добавил — Детей у таких дурачков должна полиция забирать. А вот к стати и она. — сказал он с хищной усмешкой в глазах.
В соседнюю хижину вошли безбородые сектанты одетые во всё то же домотканое платье. Они приглушенно но встревоженно разговаривали но как бы я не прислушивался, я не смог различить ничего кроме религиозных терминов и некоторых отдельных слов. Я показал кошкину притихнуть, попытался вслушаться лучше, и наконец услышал упоминание Вишну-Дакшу.
— Вишну-Дакшу залёг на дно. — обреченно сказал я Кошкину.
— Не ссы, братиш, всё будет хорошо. — громко сказал мне Кошкин и подмигнул.
Наконец они вошли в хижину посмотреть на нас. Они молча посмотрели на меня, презрительным взглядом осмотрели Кошкина и так же беззвучно ушли.