— Эй, а как же, как же… — вдруг перепугался я — А как же будь осторожен, мегаполис опасное место, опасные люди?
— Забудь про эти дурацкие штампы. Здесь люди делом занимаются, им некогда ерундой страдать, никому ты тут нафиг не нужен. Так что иди и тоже займись делом.
Глава 39. Заводские будни
Первое что я сделал, это отправился в фастфуд. Инфоциты на материнском контуре биодэки хотя и восстановились, но всё же инфосом не хватало. Я просто не мог получить доступ к информации, зашифрованной в моих биодисках, разбросанных по всему телу. Ответственно заявляю: если ваша биотроника истощилась или требует обновления — плотный бутерброд из ржаного хлеба с основательно зажаренной говядиной, ломтиком моцареллы и капустным листом — то что доктор прописал. Но не нужно ложиться спать, наоборот, нужно помочь желудку небольшим количеством овощных и фруктовых соков и прогуляться чтобы разогнать кровь. Собственно так я и поступил.
Огромное, просторное пространство, состояло из крупных светлых магазинов, облепивших своими витринами двухэтажные коридоры с галереями. Галереи переплетались в трёхмерном лабиринте, и соединялись светлыми атриумами, уходящими в небеса на десятки этажей. Вся многомерная структура была пронизана как обычными лестницами и эскалаторами, так и чем-то напоминающим пожарные столбы, только двунаправленным.
Обстановка больше напоминала гимнастический зал в разгар тренировки, чем привычное городское пространство. Горожане, как молодые так и старики, были одеты в странные, шелестящие синтетические костюмы, напоминавшие пончо. Они носились по коридорам как спортсмены на пробежке, ловко цеплялись за канатные эскалаторы, и в считанные секунды преодолевали несколько этажей вверх, а потом хватались за нисходящую сторону петли и так же легко скользили по ней, буквально спрыгивая чуть не с пятого этажа. Никого совершенно не удивляло, если щуплый бородатый старик, перепрыгивал через поручни на высоте девятого этажа, руками перенаправлял свой вес и меньше чем за секунду, как ни в чём не бывало легко приземлялся на восьмом и шел дальше. Те кто просто прогуливался или отдыхал, или нёс что-то громоздкое или тяжелое, с удовольствием пользовался самыми обычными лестницами, эскалаторами или неторопливыми лифтами. Так поступил и я.
— Прикинь, я с такой барышней познакомился на свечке. — сказал один парень другому в лифте.
— Рыжая, такая, в синей распашонке? — ответил второй, и стал проверять прочное крепление полотна ткани к рукаву.
— Да-да, она самая.
— Так это же Варя, она отмороженная пешеходка! — Ты на своей распашонке хрена с два за ней угонишься.
— Это правда… — мечтательно сказал первый — Она на свечке вверх и вниз из десятки выходит!
— Та свистит она! — рассмеялся второй — рекорд тринадцать!
— Ну, лан братан, у меня двадцатый этаж, тут сучок самый удобный, до новых.
— Удачи, хищник! — сально ухмыльнулся второй.
Я последовал за парнем, и даже удовлетворил своё любопытство. Распашонками местные называли свои костюмы, представлявшие собой вингсьют. "Сучок" оказался самым простым проёмом, ведущим в пропасть, из которого можно было выпрыгнуть и спланировать на другую часть города буквально по воздуху. Но оставался один вопрос, кто же такие "пешеходы", которых парни прыгающие в пропасть без парашюта называют отмороженными?
Поднявшись на лифте, я посмотрел на интерактивный план эвакуации но это только сильнее сбило с толку. При чрезвычайных происшествиях, у подножия здания, или конкретной башни, раскрывались коробки и выпускали миллионы мягких мячиков, в которые можно было безопасно приземляться с любой высоты. Но странным было даже не это.
Я осторожно прикоснулся к интерактивному экрану и тот показал мне чудовищную сложность планировки мегагорода. Интерактивный план показывал каждого человека в реальном времени, каждого робота уборщика доставщика или ремонтника. План был настолько сложен, что я даже приуныл. Ведь мой собственный организм, состоящий из сотен миллиардов клеток, каждую из которых я знал по идентификатору и адресу, и тот был всё же проще этого удивительного города. Я молча застрял у панели, и болезненно осознавал, как же далеко мне ещё до смирения. Эльфийская гордыня, въевшаяся в меня задолго до того как я стал эльфом, ныла и пульсировала в каждом моём биотроне, как давно забытая мною зубная боль.