Иванов досадливо махнул рукой.
— Да, уж мы и тактики! — пробурчал он. — Своих забот, вижу, у вас по горло… А всё-таки хочется мне рассказать вам об одном важном, так сказать, обстоятельстве, которое нас с Ильей Даниловичем тревожит. Конечно, по сравнению с тем, что вам предстоит сделать, оно не такое уж значительное. — Он повернулся к Громову: — Не знаю даже, говорить или нет, Илья Данилович. Как твоё мнение?
Громов смущенно пожал плечами:
— Ну, уж начал, так говори…
— Конечно, — поддержал Ястребов, — говорите. Всё, что касается города, нам знать интересно и важно.
— Ну ладно, скажу прямо, — наконец решился Иванов. — Проворонили мы при отходе из города одно важное дело. Поручили вывезти городской музей круглому дураку, а он мало что дурак — ещё и трус оказался. Себя вывез, а музей бросил… А вы знаете, какой у нас музей? Вот пускай товарищ Стремянной вам расскажет. Крамской, Суриков, Репин, Айвазовский… Есть чем гордиться!..
— Да, — поддержал его Громов, — если уж случилась такая беда, что мы нашу картинную галерею во-время вывезти не успели, так теперь надо бы сделать всё, чтоб и фашисты её не вывезли. Пока нам известно, что картины ещё в городе. И, надо полагать, если продвижение наших войск будет стремительным, вряд ли в панике фашисты о них вспомнят.
Ястребов взглянул на часы, сморщил лоб и поднялся.
— Так, так… Могу вам сказать, товарищи, только одно: сделаем всё, что в наших силах и даже свыше сил. Дивизия будет действовать по плану командования… Естественно, что и в наших интересах освободить город как можно скорее… Так что будем надеяться… А сейчас отдыхайте. Боюсь только, что ночь будет несколько шумной…
Громов и Иванов поднялись с места. Сергушкин проводил их в соседний блиндаж.
Едва они вышли, как дверь снова хлопнула и по ступенькам вниз быстро сошел начальник Особого отдела дивизии майор Воронцов. Его круглое, румяное от мороза лицо казалось взволнованным. Он остановился посередине блиндажа и несколько мгновений глядел куда-то в угол, щуря глаза от яркого света. Руки его были глубоко засунуты в карманы полушубка, туго подпоясанного ремнем, на котором висел револьвер в новой светложелтой кобуре.
Стремянной подвинул табуретку:
— Садись, товарищ Воронцов!
Воронцов досадливо махнул рукой, снял шапку и сел.
— Вот что, товарищи, — сказал он смотря то на Ястребова, то на Стремянного: — час назад линию фронта перешел один наш подпольщик, Никифоров. Когда он приближался к нашим позициям, немцы его обстреляли и смертельно ранили… Он умер, но я успел с ним поговорить. Он сообщил, что вчера ночью гестапо арестовало в городе пятерых товарищей. Видно, какая-то сволочь их предала.
Ястребов хмуро смотрел на Воронцова из-под своих кустистых бровей.
— И никаких подробностей? Никаких подозрений? — быстро спросил он.
— Никаких… Кто предал, так и не установлено.
Стремянной порывисто встал:
— Но хоть какие-нибудь данные у Никифорова были?
Воронцов развел руками:
— Нет. Он не мог сказать ничего определенного, но считает, что провал наших людей — это результат чьей-то чрезмерной доверчивости…
— Значит, предатель проник извне? — спросил Ястребов.
— Думаю, что так, — согласился Воронцов. — Кто-то был подослан… Очевидно, опытный шпион. Сумел втереться в доверие.
Все трое помолчали.
Стремянной мотнул головой и стукнул кулаком об стол:
— Эх, погибли ребята!.. А ведь всего несколько дней им осталось продержаться!.. Всего три-четыре дня!..
— Да, ещё бы дня три, — согласился Воронцов. — Но пять человек — это ещё не все. Основная организация сохранилась… — Он встал. — Впрочем, придем в город — разберемся. Обязательно разберемся!.. — Он засунул руку за борт полушубка и вынул из него небольшой помятый конверт. — А вот это Никифоров просил передать Громову или Иванову. Здесь сообщения от подпольщиков. Много полезного. Но Никифоров пробирался к нам дней десять, кое-что могло устареть…
Ястребов взял конверт и, поднеся его поближе к лампочке, стал внимательно рассматривать.
Воронцов встал надел шапку и быстро вышел.
Когда командир дивизии и начальник штаба остались наедине, Ястребов вновь разложил карту на столе и стал отдавать последние распоряжения…
Времени оставалось немного. Из штаба армии уже был получен боевой приказ ровно в шесть ноль-ноль начать артподготовку и в шесть сорок перейти в наступление.
В блиндаже то и дело гудели телефоны. Ястребов говорил с командирами полков, называя номера квадратов, на которые надо обратить внимание артиллеристам, кого-то ругал, кого-то хвалил, кому-то делал строгие внушения…