Я схватил бунтарку за руку, выпрямляясь, и она пристально посмотрела на меня.
— Что случилось? — спросила она, сжимая мое плечо.
— Я забрал силы у Идун, — объявил я, оглядываясь на остальных, и понимая, насколько безумно это звучит.
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду? — Фабиан зарычал, когда по стене снаружи раздались выстрелы. Он уперся плечом в комод, прикрывающий выход, чтобы удержать его на месте.
— Я пил из нее, — сказал я. — Земля… думаю, я могу ею управлять.
Все уставились на меня с недоверием, и раздражение начало покалывать мою кожу. Я заставил себя подняться на ноги и подошел к окну на другом конце комнаты, глядя сквозь щелку в ставнях.
— Я могу сделать это снова, но после прошлого раза мне нужна была кровь. Это выкачало из меня все силы, — сказал я.
— О, ты думаешь? — Джулиус заартачился, дотронувшись до своей шеи, как будто я действительно укусил его.
— Если то, что говорит Эрик, правда, его нельзя винить, — мрачно сказал Фабиан.
Я покачал головой, ворча от разочарования. — Я этого не говорил. — Я взглянул на Джулиуса, извинение вертелось у меня на губах, но моя гордость не позволила произнести его. Я был так скован внутри, как будто каждая эмоция, которую я сдерживал, была более сильной, более могущественной. Я едва мог смотреть на бунтарку с тех пор, как мы покинули ферму. Чувство вины поглощало меня каждый раз, когда я оказывался рядом с ней. Даже сейчас, когда мой взгляд скользнул в ее прекрасные, полные обожания глаза, боль усилилась. Я должен был защищать ее. Я поклялся делать это. Но в моем обществе она была ближе к смерти больше раз, чем когда-либо в своей жизни.
Она могла погибнуть от рук Идун, потому что ты был неосторожен.
Волна боли обрушилась на мою грудь, когда в памяти всплыло лицо моего брата. Как раз перед его смертью. Я балансировал на грани того, чтобы снова потерять самообладание. Ярость кипела во мне, и ей не куда было деться.
— Выпустите меня, — потребовал я, направляясь к баррикаде.
— Ты с ума сошел? — Кларисса зашипела на меня, схватив за руку.
— Я сыт, я могу постоять за себя, — настаивал я, отпихивая Фабиана с дороги.
— Эрик, это самоубийство! — Монтана закричала, и ее глаза блестели от страха, когда она двинулась вперед, чтобы остановить меня.
Поток пуль разнес оконные ставни, и все упали на пол. Я побежал, нырнув в открытое пространство и приземлившись во дворе по другую сторону окна. Мемфис стоял там с винтовкой в руках, на лице его застыла насмешка. Я уклонялся от пуль на огромной скорости, петляя влево и вправо, чтобы сократить расстояние между нами.
Все, что произошло, вскипело у меня внутри. Майлз, Уоррен — эта сука Идун!
Я стиснул зубы, отчаянно пытаясь выплеснуть этот гнев. Мне это было необходимо. Я должен был попытаться стряхнуть его с себя.
Почва содрогнулась и затрещала у меня под ногами. Пожухлая трава на разрушенной лужайке ожила, став зеленой и длинной, разрастаясь и образуя виноградные лозы, которые обвились вокруг ног Мемфиса.
Он в ужасе перевел на них взгляд, пытаясь стряхнуть их с себя. Я свалил его на землю яростным ударом кулака и упал на него, а земля просела под нами.
Я бил его кулаками в лицо, снова и снова. Видя Валентину подо мной, Идун, Андвари, каждого кусачего, который пытался убить нас. Хрустнула кость, и из-под костяшек моих пальцев брызнула кровь.
Земля вокруг нас просела так глубоко, что мы оказались в восьмифутовой яме, и земля давила со всех сторон. Грязь начала наваливаться на нас, и я пожелал, чтобы она задушила его, забилась ему в рот и заполнила его легкие, его кишки. Он дико дергался, кашляя и отплевываясь, пока я удерживал его, а грязь засыпала его тело.
Когда все, что я мог видеть, было болью и горьким сожалением в его глазах о том, что он перешел мне дорогу, я прикончил его, вспоров ему грудь и сжав сердце, превратив его в пепел.
Я стоял на коленях, покрытый грязью и кровью, гнев в моем сердце даже отдаленно не уменьшился.
Мои плечи вздрогнули, и я согнулся пополам, когда горе нахлынуло на меня, проделав в моей груди такую глубокую дыру, что я был уверен: это единственное, что я когда-либо почувствую снова.
M
ои мышцы вздулись и напряглись, когда разрушительная сила моего дара объединилась с моими новыми способностями вампира. Кровь Келли подпитывала меня так, как ничто из того, что я когда-либо испытывал раньше. Она затопила мое тело, наполняя конечности чувством эйфории, которое было грубым и жестоким по своей сути.