Я отдала ей бутылку, и она сделала глоток.
— Я пользовалась одной и той же бутылкой пять лет. Ты бы ни за что не догадалась. — Она подмигнула. Посмотрев вдоль прохода, она разразилась бранью: — Ох, вот и он.
Высокий пухлый мужчина, одетый в куртку «Питтсбург Стилерз», подошёл к перилам около нас.
— Делла, сегодня ты выглядишь чудесно, как и всегда. — У него был вкрадчивый голос. Как у змеи, которая ползла по высокой траве. И мы с Деллой обе дискомфортно заёрзали на своих местах.
— Сегодня утром говорил с твоим парнем. — Он продолжил, протянув Делле визитку. — Он заинтересован в раннем драфте, а мы заинтересованы в нём. Его статистика...
— Что такое ранний драфт? — Прервала я его. Мой желудок внезапно сжался, а глаза начали слезиться (должно быть, аллергия). — То есть я никогда раньше не слышала об этом термине.
Мужчина с досадой посмотрел на меня, но все же ответил:
— Это когда игрок отказывается от оставшихся годов учёбы в колледже и переходит в НФЛ, милая. — Он повернулся лицом к Делле. — И Грей так же хорош, как... У него есть мой номер, Делла, и в этот раз ему самому не терпится. — Постучав по своей чёрной бейсболке, он развернулся и пошел по проходу.
— Отвратительный мужчина, — пробормотала Делла себе под нос. — Этот скаут ходит за ним по пятам с первого курса.
Моё разбитое сердце каким-то образом склеилось обратно только для того, чтобы подразнить меня перед тем как на него вновь обрушилась наковальня. Кусочки были повсюду, и я подняла взгляд к фонарям, освещавшим стадион, смаргивая редкие слёзы. Грей уезжает?
— Милая, не расстраивайся, — прошептала мягким голосом Делла мне на ухо и по-матерински приобняла меня. — Этот мужчина горазд только болтать. Мы всё уладим.
Я покачала головой.
— Нечего улаживать. Грей может делать всё, что ему вздумается.
Глава 42
Сегодня я не присутствовал на поле. На мне была форма, но мыслями я был далеко.
Так было до момента, пока я не взглянул на трибуны и не увидел маму, болтающую с Сидни. Я молился, чтобы мама украдкой потёрла девушку магическим кристаллом, когда та отвернётся и, может быть, к концу игры я получу от неё сообщение.
Ничего.
Ничего, кроме пустоты в груди, где раньше находилось моё сердце.
Когда прошлой ночью Сидни выскочила из моей комнаты, я мог только лежать на кровати, зарывшись лицом в подушку, которую она использовала в качестве носового платка. Я подумывал о том, чтобы написать ей сообщение, но что я мог сказать? Я видел её взгляд прошлой ночью. Я подорвал её доверие к себе. Она призналась мне в любви, а я облил всё это дерьмом.
— Успокойся, Питерс, — ругался Ченс. — Ты пьёшь так, словно завтра никогда не наступит. — Он просматривал свои сообщения, тихо посмеиваясь. — Завтра вечеринка дома у Эккольса. У него ночует мама, а то бы он устроил вечеринку сегодня. Было бы неплохо, потому что в понедельник нет занятий.
Я кивнул, глядя на телевизор, поглощённый рекламным роликом, в котором продавали электрические банные полотенца.
— Нам нужны такие, — пробормотал я, и Ченс перевёл взгляд на экран. — Ненавижу холодные полотенца.
Схватив пульт, Ченс выключил телевизор.
— Фе-е-ерна-а-а-ндо-о-о, — гаркнул он в коридор. — Прими душ. Мы все идём проветриться. Питерсу нужно с кем-нибудь переспать.
— Подвинься, чёрт тебя дери, — ворчал я на Фернандо. Мы втроём вплотную друг к другу сидели на переднем сиденье пикапа Ченса. — И ты принял душ? Боже, ты воняешь.
— Я помылся. Просто не использовал мыло, — ответил Фернандо, подняв бровь. — Мой естественный запах – часть моей тактики защиты на поле. Одно дуновение, и они падают к моим ногам.
— Это часть твоей защиты и от цыпочек тоже, ты, идиот. — Ченс закатил глаза, когда мы отъехали от дома. — Неудивительно, что ты девственник.
— По крайней мере, не я Кареглазый девственник, — смеясь возразил Фернандо, а Ченс мрачно зыркнул на меня.
Я попросил Ченса заявить, что это он был Кареглазым девственником, чтобы Джек не узнал правду. Джек бы никогда не простил Сидни, если бы узнал, что она говорила о нём. Впервые Ченс поступил как настоящий мужик. И теперь я был его крупным должником, что значило, я должен был в любой момент бросить всё, чем бы ни занимался, чтобы играть в Call of Duty по первому его требованию.
— Заткнись, — застонал Ченс. — Питерс, куда мы поедем? Сегодня ты выбираешь. Самый быстрый способ забыть кого-то – забраться под кого-то другого, верно? — Ченс задвигал бровями, а я привалился к окну.
— «Спейсрум»? — пошутил Фернандо, и я ударил его локтем в живот.
— Куда угодно, только не в «Спейсрум». Мне не обязательно смотреть на то, как Сидни флиртует с Ником всю ночь напролёт.
От одной только этой мысли у меня начинало крутить желудок. Его руки на её руках. Его отвратительный рот на её рте. Я бы, вероятней всего, сорвался, если бы пришлось стать тому свидетелем.
— Мы больше никогда туда не пойдем, — заявил я со всей убежденностью.
— Шарбас и Сидни, хм, — сказал Фернандо, задумавшись. — Думаю, в этом есть смысл. На первом курсе у них был секс.
Я сурово посмотрел на него.
— О чём, твою мать, ты говоришь?
Фернандо проигнорировал угрозу в моём голосе и продолжил:
— Ага, я думал, ты знал. Это было в твоей комнате, тупица. Вспомнил? Это был день Картофельных оладий и Копчёного на яблоневых дровах бекона.
Один из многочисленных бесполезных талантов Фернандо – связывать еду в кафетерии с важными, которые следовало бы упомянуть годы спустя, моментами.
Я постарался держать себя в руках, но почувствовал, как сжалось горло, и заставил себя проглотить поднимающуюся ярость.
— Продолжай.
Ченс заметил мои сжатые кулаки, но Фернандо откинул голову назад и поднял взгляд на крышу пикапа, не обращая на это внимания.
— Ну, это было ночью после той вечеринки в общаге. Той, на которой была Сидни... два года назад.
Он дожидался моего ответа.
— Да, Фернандо, — ответил я сквозь сжатые зубы. Если бы он не отвечал за мою жизнь на поле, я бы убил его прямо на месте.
— Я проснулся и был очень взволнован. Я люблю копчёный на яблоневых дровах бекон, потому что он такой сладкий и, когда правильно приготовлен, он немного влажный с жирком по краю. Картофельные ола...
— Ближе к делу, — прервал его Ченс, зная, что именно ему придётся вести все разговоры. Моё горло достигло следующего уровня боли, пересохшее и охрипшее, я задыхался, не в состоянии произнести ни слова.
— Я вышел из комнаты и увидел Грея. Он бежал по коридору ко мне, и я сказал: «Что стряслось, мужик? День Картофельных оладий?» А он ответил: «Просто тренировался... Возьму воды... Спущусь немного позже». У тебя на лице была глупая самодовольная ухмылка, ты был без рубашки, бежал только в одних кроссовках и боксёрах, но ты свернул налево в нишу к торговому автомату, что я счёл странным. Фонтан с водой был прямо по коридору. Ну, возможно ты просто захотел бутыл...
Я повернулся лицом к нему.
— Да поможет мне Господь, Фернандо. Если ты, мать твою, не перейдёшь к делу, я позвоню твоей бабушке Луизе и расскажу ей, чем ты на самом деле занимаешься по воскресеньям вместо того, чтобы ходить в церковь. — Он проводил воскресенья в одних боксёрах, смотря повторы сериала «Доктор Кто».
— В угрозах нет необходимости, Питерс. — Фернандо глубже уселся на сидении и начал заламывать руки. — Я на минуту остановился у комнаты Ченса, но он тоже прогнал меня, и, когда я дошел до лифта, увидел, что дверь твоей комнаты была открыта. Я подбежал, думая, что ты вернулся, а Ник стоял над какой-то спящей в твоей кровати девушкой – думаю, Сидни, потому что у неё на шее была татуировка с такой палкой от гитары – потом я шёпотом спросил Ника: «Что ты здесь делаешь?» Едва я успел произнести эти слова, как он вытолкнул меня из комнаты и захлопнул дверь. — Фернандо замолчал, осторожно взглянув на меня.