— Это было в конце июля? — спросил Ван Хаутем.
— Двадцать восьмого июля в первый раз и четвертого августа — в последний.
— Какие же выводы вы сделали из этих событий?
Фидлер с улыбкой пожал плечами.
— Данных для выводов, пожалуй, маловато, верно? Ясно одно — цифра «семь» что-то значила для необычного прохожего. Но беспокоиться было пока не о чем. Это я к тому, что ни пансиону, ни жильцам появление в окне картона с цифрой ничем не угрожало. Потому я и промолчал… Мы с женой усмотрели в этом только лишний повод для шуток. Как раз в эти дни газеты много писали о торговле наркотиками. Мы выдумали целую романтическую историю, в которой Фрюкберг участвовал в качестве контрабандиста марихуаны, и в шутку называли его между собой разносчиком наркотиков. Просто так, без всякого основания.
— Номер семь… Кто жил там в июле-августе?
— Вы имеете в виду седьмой номер в пансионе? Мсье Ивер, торговец парфюмерией. Но вы ведь не хотите этим сказать, что связываете цифру «семь» в окне с нашим жильцом-французом?
— Я только так спросил. Теперь о другом. Вы сказали, что Фрюкберг никогда не получал ни посылок, ни писем. А не приносил ли он что-нибудь с собой сам?
— Трудно сказать. От наружной двери до его комнаты всего несколько шагов по лестнице. С пяти до шести вечера мы не запираем входную дверь, так что жильцам, когда они возвращаются домой, звонить не нужно. Он мог принести все что заблагорассудится, и никто бы ничего не заметил. Нет, я не могу ответить на ваш вопрос.
— Вы сказали, что оставляете наружную дверь открытой на то время, когда постояльцы возвращаются с работы домой. Значит, у них нет своих ключей?
— Нет, — Фидлер решительно покачал головой. — Вам может показаться странным, но это мое постоянное условие: не выдавать дополнительных ключей. Я никогда не ложусь спать, пока не удостоверюсь лично, что все хорошо заперто. Такая уж у меня привычка, и я никогда от нее не отступаю. Постояльцы могут возвращаться домой когда угодно, но в таком случае они должны позвонить, и я с удовольствием встану и открою. Возможно, это несколько деспотично, но каждый поступает как ему удобней. Мы с Лией слишком много пережили, чтобы чувствовать себя спокойно, если по ночам — без нашего ведома — кто-то входит и выходит из дома.
— Уличная дверь — единственный вход в дом?
— Конечно.
— Это облегчает мою задачу, — тихо сказал Ван Хаутем. — Ставлю вас в известность, что с сегодняшнего утра ваш дом находится под наблюдением полиции.
Не вдаваясь в подробности, он сообщил содержателю пансиона, что в руки Терборга попал пакет, предназначенный, по-видимому, Фрюкбергу, и что есть основания ожидать, что очень скоро, может быть даже этой ночью, некие лица попытаются любой ценой получить пакет обратно.