Когда он вошел в дом, отец являл собой воплощение ярости — этакая грузная фурия в красной рождественской куртке. Злился он из-за елки. Гирлянда лампочек барахлила — так бывало каждый год.
— Я же говорил ей, тысячу раз говорил: купи новую гирлянду, — восклицал отец. — Господи Иисусе! Можно подумать, мы нищие и не можем себе этого позволить!
Эдди сел на подлокотник дивана, наблюдая, как отец сражается с гирляндой.
— Когда-нибудь, — ворчал отец, — мы просто поджаримся в своих постелях!
Эдди невольно хихикнул. Отец повернулся к нему и заявил, что это, черт побери, вовсе не смешно.
И тут в тишине вдруг оглушительно бабахнуло. Комнату осветила багровая вспышка. Отец взвыл и отскочил от елки. Выронив отвертку, он зарычал от боли и засунул руку под мышку. Огоньки на елке вспыхнули ярче, потом один за другим начали гаснуть — снизу вверх, по спирали; следом погасли бра, потом лампы в холле, и наконец весь первый этаж погрузился в темноту.
Елка завалилась набок, верхушкой сбив со стены картину; на ковер посыпались пластмассовые колокольчики и шарики. По хвое побежали язычки пламени. Эдди ринулся на кухню, набрал кастрюлю воды. Из темной комнаты доносился неразборчивый рык отца.
Эдди выплеснул воду на елку.
— Господи Иисусе, совсем одурел! — рявкнул отец. — Знаешь, во что мне обошлись эти обои? О, господи!
В конце концов они зажгли свечи, промокнули губкой обои и уселись рядом, прихлебывая шотландское виски из бутылки, которую Эдди в последнюю минуту купил в беспошлинном магазинчике на аэродроме Хитроу. Отец уже пришел в себя. Его всего-навсего немножечко тряхнуло током.
Сперва отец сидел насупившись, и оба молчали. Время от времени отец поднимался и щелкал выключателем, словно в надежде, что каким-то чудом свет зажжется. Но чуда не происходило. Эдди предложил проверить пробки, но отец сказал, что лучше дождаться утра и вызвать специалиста.
— Наверняка фунтов сорок сдерут, — сказал отец. — Рождество ведь, а может, и все пятьдесят, если не больше. Опять полсотни тютю.
Эдди подливал виски, и мало-помалу отец повеселел. Он глубоко вздохнул и извинился, что обругал Эдди.
— Второе Рождество без ма, — сказал он, — это и выбило меня из колеи.
Эдди сказал: забудь. Нужно смотреть на вещи с другой стороны, искать во всем свои плюсы.
Отец спросил, виделся ли Эдди с матерью в Лондоне.
— Нет, — сказал Эдди, — не особенно.
Отец кивнул, не поднимая глаз от стакана и барабаня пальцами по столу.
— Знаешь, я очень ее любил, — вдруг сказал он в порыве обезоруживающей откровенности.
Эдди усмехнулся и ответил, что, конечно, знает.
— Сам не знаю почему, — сказал отец, — но для меня это сейчас важно, очень важно, особенно в последние дни.
Эдди сказал, что переживать не стоит. Он все понимает.
— Просто все иногда идет наперекосяк, — сказал он.
Отец ответил, что невозможно угадать, чем все кончится. Все повороты жизни предвидеть нельзя. Они выпили еще. Отец наконец-то расслабился.
— Скажи, о чем ты думаешь, па, — сказал Эдди. — Я ведь вижу, у тебя что-то на уме.
Отец тихо рассмеялся и стал рассказывать историю о некоем Паскале, который когда-то работал вместе с ним в отделении банка на Баггот-стрит. Паскаль был одинок. Жил в Ратмайнзе, в какой-то берлоге, которую снимал у еврейской семьи. Друзей у него не было, с девушками он никогда не встречался. И вот однажды коллеги сказали ему: «Слушай, Паскаль, неужели ты и это Рождество проведешь один? Лучше бы съездил куда-нибудь на праздники». Сперва он не хотел, но потом все же решил уехать. Взял отпуск на две недели и двинул в Испанию, каждый вечер ходил по ресторанам, напивался, завел роман с немкой. В канун Нового года он позвонил родителям Эдди, чтобы пожелать им счастья, и сказал, что наконец-то живет настоящей жизнью и благодарит их за то, что они уговорили его на эту поездку. Он даже передал трубку той немке, Грете, чтобы она сказала им несколько слов.
— Но она плохо владела английским, — сообщил отец, — а ты знаешь, что мы с ма не сильны в других языках.
— Да, — кивнул Эдди, — знаю.
— Когда он вернулся из Испании, знаешь, что он сделал?
Эдди помотал головой: дескать, не знаю. Отец глотнул виски. Эдди приготовился услышать ядреную шуточку.
— Он покончил с собой, Эдди. Однажды вечером принял слишком большую дозу снотворного. Он был мертв, когда его нашли. И ни записки, ничего.