Девица принялась рассказывать Эдди о своем парне, от которого только что избавилась.
— Думаю, мой рост угрожал равновесию наших отношений, — сказала она, — понимаешь?
Эдди посочувствовал, что она все еще растет, и выразил надежду, что это не больно.
Девица заказала еще одну бутылку вина; Эдди остался за столиком, помогая ей расправляться с выпивкой. Она пила все больше и больше, потом заплакала и сказала, что уже не знает, кто она такая, и хочет войти в контакт с глубинной частью своего «я». Как раз в это время вернулся Боб.
— Ну да, — сказал он, — а кто не хочет?
С полчаса они танцевали — Эдди, девица, Дин Боб и какой-то парень с длинными грязными волосами, в армейской камуфляжной куртке, который все время норовил устроить хоровод.
В конце концов девица ушла вместе с хипарем, а Боб и Эдди немного постояли в дверях «Макдональдса» на Графтон-стрит. Бобу явно не хотелось идти домой. Он был в каком-то странном состоянии: то и дело хлопал в ладоши и твердил, что именно сейчас как следует проснулся.
— Как насчет кофе? — рассмеялся он. — Зададим нашим артериям работенку, а? Что скажешь, Эдди? Время еще детское. Как насчет этого? А?
Повсюду уже было закрыто, а потому Боб оплатил Эдди такси до дому. Только на полчаса, предупредил Эдди, и ни минутой больше.
Фрэнк уже лег, а Патриция, как всегда, где-то шлялась. Эдди провел Боба в гостиную и велел сидеть тихо. Вправду тихо.
Боб хихикал как заведенный. Свернул сигарету, но когда поднес ее ко рту, чтобы лизнуть край бумажки, забыл высунуть язык. Мазнул бумажкой по губам, а когда табак, смешанный с марихуаной, просыпался ему на рубашку, выругался и рассмеялся.
Боб закатал рукава. Эдди увидел на предплечьях следы от уколов — маленькие сине-черные точки, некоторые с корочкой запекшейся крови. Боб снова начал ширяться, но Эдди промолчал. Не хотел портить вечер. Завтра в эту пору он будет уже в Лондоне, а Боб пускай сам о себе позаботится. Все, что мог, Эдди уже ему говорил, и не раз. Боб прекрасно знает, чем рискует. А если не знает, то узнает.
Боб впал в сентиментальность. Так бывало всякий раз, когда он принимал наркотики. Ему хотелось говорить о своих ошибках. Обо всех ошибках, какие он совершил с девушками. Вот на первом курсе, когда они с Эдди пошли купаться на озеро после объявления результатов экзаменов, господи боже, какая это была ошибка! — твердил Боб. Что та девчонка, как ее там звали, говорила про него. Что он пытался и чего не пытался сделать. Пытался расстегнуть ей блузку. Она же всем рассказывала, что он насильник.
— Представляешь, Эд, — фыркал он, — я — насильник! Врубаешься? Ну полный бред, верно?
Они поговорили об общих друзьях. Фергус мечтал стать режиссером, а сейчас сидел без работы. Кейси хотел стать писателем-романистом. Сейчас он нелегально жил в Нью-Йорке, работал администратором в больнице. Стерн, будущий великий адвокат по уголовным делам и защитник бедных, работал в мастерской по ремонту телевизоров в Окленде. Пол О'Брайен, первый анархист Ирландии, держал диско-бар в Каррикмакроссе. Тим Стоукер, тот самый, что в свое время в Белфилде сделал ставку на «Бумтаунских крыс», теперь работал продавцом в порнографическом видеосалоне своего дяди. Женщинам повезло больше. Мишель Граттон служила в Корке на крупной фирме, производившей шарикоподшипники, и зашибала неплохие башли. Шинед и Морин разъезжали по свету, добывая тут и там гранты на учебу — год в Женеве, год в Риме, год в Будапеште. Сьюзан Ливер читала новости на «Сенчури радио». Эймер работала в «Аэртел». Дженнифер уехала в Никарагуа. Кейти Росс издавала в Лондоне какой-то женский журнал. Ну а эта чертовка Саломея Уайлд, эта дуреха, просто сорвала джек-пот со своим шоу на четвертом канале. Да. Все девчонки хорошо устроились. Но парни, бог ты мой, парни! Ничего себе контраст: преуспевающие деловые леди и «бывшие», «не ставшие», неудачники.
— Если б превратить никчемную трепотню в электричество, — вздохнул Боб, — электростанции бы не понадобились. — Он рассмеялся и отхлебнул пива. — Самое смешное, Эдди, что все мы в это верили. Мы были наихудшими. Будущие лидеры… Дерьмо.