ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ
Сквозник обжигает бедро в полдень. Только что спустились на отдых: гоняться по воздуху за стаей вертких грифонов — небольшое удовольствие. Остальные из группы пытаются отдышаться и жадно пьют воду — слишком жарко — а её вызов подхватывает в момент распоряжений: накормить отловленных грифонов, напоить, осмотреть…
— Лечебница Озрин, Айлорат — выпаливает Мел в Сквозной Чаше. — Эта баба увела Нэйша куда-то к лечебке. Я от них на северо-востоке, ищу Немочь, она вляпалась. И выморки, мурену в глотку этой бабе!
Потом ее лицо исчезает. Слышен звук схватки. И вода в Сквозной Чаше мутится и становится алым от крови… чьей? Пока Гриз раздает последние распоряжения — валом налетают предательские мыслишки. Накатываются на крепость внутри атакующей армией: давай же, просто щелкни пальцами и попроси помощи у Эвальда Шеннетского, все равно ведь ему рано или поздно станет известно… Перед тем, как шагнуть в портал, Гриз вызывает Десмонда и просит связаться со знакомыми законниками. Пусть лучше Шеннет узнает поздно, чем рано. Потом в уши врывается шум воды, и нужно вцепиться в направление — лечебница Озрин — и не выпускать, и не давать себя утащить водовороту мыслей… Потом она поднимается по скользким ступеням, ведущим от «водного окна», оглядывает местность, на которой сплошь царствует осень: осенние цветы, и недалёкие рощи — будто птицы, разодетые в диковинные перья. И за небольшим пустырём — мрачное здание на небольшом возвышении, за высоким забором. Ни следа Мел, на востоке — только дорога, несжатое поле ржи да шумящая роща. Зато по дорожке перед зданием лечебницы неспешно прохаживается Эллет Кроу. Всем своим видом приглашает побеседовать. Ее приветственную улыбку едва ли не от портала можно увидеть — но проходит навстречу она не так уж много. Потом останавливается и начинает ожидать — в непринуждённой позе, постукивая ножкой. До тех пор, пока Гриз не оказывается в десяти шагах — тонущая в осенней пыли и полуденном солнце. — Вот и вы, — говорит негромко, искрясь радушием. — Вас Мелони вызвала? Наверное, у нее все-таки возникли какие-то проблемы. Я предлагала девочке провожатых, но она как-то опрометчиво отказалась, а ведь местность здесь опасная! Или вы здесь из-за Петти? У девочки большой потенциал, как у варга, но вы же знаете, есть некоторые трудности, с которыми даже опытный варг не сможет справиться. Я как раз недавно говорила Рихарду, что ему, может, тоже помощь понадобится. Грудной, мелодичный смех — вспархивает бабочкой. Гриз стоит, сощурившись и сцепив зубы: солнце бьёт прямо в глаза, фигура Эллет — будто в огненном круге, дрожит и расплывается… И каждое неспешное слово — потерянная секунда, и что-то внутри кричит, что этих секунд — немного. — О, вы хотите помочь ему? — Эллет Кроу наклоняет голову. — Ну конечно, он же ваш ученик. Тогда вам на запад — вон по той тропе. Или… нет, постойте-ка, ведь у Мелони там какие-то проблемы? Да еще эта девочка, Петти. А к ним вам на восток — вон туда. Досадно, что нельзя раздвоиться, да? Полуденное солнце — враждебное, злое. Норовит ослепить, остановить. Сражаться против солнца — дело последнее. Как против противника, у которого есть все козыри. Который взял на себя труд и организовал торг. Две жизни — на одну, как обещалось. — Но, раз вы не сможете раздвоиться… кажется, вам придется выбирать. Солнце — в союзе с Эллет Кроу: скрывает своим блеском её лицо. Взглянешь — не поймёшь, что там: нетерпение? Торжество?
Спокойная уверенность того, кто решил задачу («Я знаю, что ты выберешь, девочка. Я всё про тебя знаю»).
Вот ведь совпадение, думает Гриз — а я про себя знаю не всё. Впрочем, Нэйш, кажется, говорил, что Эллет склонна понимать людей даже лучше, чем они сами себя понимают.
Эллет Кроу стоит с участливой улыбкой и терпеливо ждёт. Протеста («Ты решила неверно!»). Стремления совершить невозможное и выбрать неожиданное. Рождения выбора — в муках, в боли, в крови…
Эллет Кроу всё-таки знает не всё о Гриз Арделл.
Потому что она же должна колебаться — но не колеблется. Должна сказать что-то на прощание — и не говорит. Слишком мало времени — даже на принятие решений. Потому решение было принято, еще пока она шла сюда. Может, и раньше. Эллет как раз набирает в грудь воздуха и начинает: «О, я понимаю, это нелёгкий выбор. Истинный варг…» В этот момент Гриз молча отворачивается и опрометью бросается по дороге, ведущей на восток. Она еще успевает услышать полунасмешливое восклицание: «Вот так сразу!» — и ещё какое-то замечание про предсказуемость… Но не оборачивается, не останавливается — нужно бежать, хранить дыхание, чувствовать солёные капли пота на щеках… С каждым шагом отдаляться от возможности вернуться и переиграть. Иногда верные решения задач несут боль хуже, чем ошибки.
ЭЛЛЕТ КРОУ
— А она быстрая, — одобрительно говорит Эллет, когда фигура Гризельды Арделл стремительно тает среди золотисто-красных холмов. — Так она будет там через четверть часа, может, даже меньше… И опоздает, — прибавляет мысленно. Потому что к тому времени всё будет кончено. Гризельда Арделл приняла изначально неверное решение. Предсказуемо. Рин неспешно выходит из-за ограды — оттуда ему открывался отличный обзор на всё, что происходило перед лечебницей. Провожает задумчивым взглядом стремительно несущуюся прочь фигурку. — У этой сцены был какой-нибудь особенный смысл? — Ну, я хотела показать тебе, что она останется живой, — мягко отзывается Эллет. — Я уже говорила тебе: мне по большому счёту нет до нее дела… Но всё же хотелось убедиться, что она не вмешается. Если ты беспокоишься насчёт выморков — я могу направить пару ребят вслед за ней — слегка подсобить… — Подсобить — кому? — уточняет Рин Хард (игриво). — Честное слово, мне кажется, что за годы ты стал удивительно недоверчивым. — Ну, просто я столько раз видел судьбу тех, кто тебе доверял… — Но ты ведь не они, Рин. Они обмениваются нестрашными укусами, лёгкими уколами, пока идут через запущенный двор к ветхому зданию. У кустов во дворе такой вид, будто их не стригли лет сто, и у заросшей дорожки лежит чья-то брошенная игрушка — лупоглазый деревянный клоун. Кровь листьев мешается с золотом, течёт под ноги одной сплошной осенней рекой. Нэйш следует за ней — сплошное притворство, как будто расслаблен, как будто спокоен и как будто прежний, на самом деле — не здесь и не с ней. Призрак. — Дом с призраками, Эллет? Как мило. Не знал, что тебе нравится паутина и пыль. Стены — серые, все в пятнах сырости и мха, полуслепые окна осыпаются — будто дом решил прикрыть веки. Спрятать то, что в нём обосновалось. — Мне нравятся необычные места — так же, как и тебе. А это место… потрясающе необычное. Бывший приют душевнобольных. Не совсем такой, как лечебница в Исихо: там-то не сажают пациентов на цепи. Перекосившееся крыльцо, тёмный, очень узкий коридор: захочешь — не сбежишь. Потолок уходит в темноту, из которой слышны шорохи: страховка, конечно, следит. Железные кольца вмурованы в стену. Деревянные мостки, по которым приходится ступать, потому что на полу слишком много потёков жирной, чёрной грязи. — Не споткнись, тут грязно. Ты, может быть, хотел сказать, что цепи не удержат магов, особенно сумасшедших? Да, тут… довольно часто случались побеги. Кроме пары последних лет: сначала прекратились побеги, потом и охранники тоже начали себя странно вести… а потом, говорят местные, они все делись куда-то, никто так и не знает куда, но очень, очень немногие желают приближаться к этому проклятому месту в тёмные ночи. Говорят, в этих стенах до сих пор живут жалобы их истерзанных душ… Рин Хард с сомнением хмыкает. Он идёт неспешно: не соскользнуть с деревянных мостков. Проходит вслед за ней в холл — до смешного массивный, с шестью колоннами (одна полуосыпалась). Снизу вверх можно рассмотреть все три этажа — в холл выходят балконы (Эллет полагает, что приют умалишённых раньше был усадьбой какого-нибудь разорившегося аристократа). Поблёскивают светильники с желчью мантикоры — и им откликаются отсветы на металле. — Четверо, — говорит Рихард, пренебрежительно оглядывая посты её страховки. — Так мало? — Шестеро, Рин, и у половины из них — игрушки из Вольных Пустошей. Знаешь, те забавные штучки, которые стреляют кусками свинца и работают не при помощи магии или артефактов. Ты не испытывал на них свой защитный амулет? — Пока что не приходилось. Нэйш поднимает голову и задумчиво обозревает посты — наконец-то увидел пятого и шестого наемника в засадах. Безмятежен и безучастен — и хуже всего, он не притворяется, это действительно так. Потому что когда ты не здесь и не с теми — тебе поневоле будет наплевать на то, сколько смертоносных трубок с Вольных Пустошей наведено в твою сторону. А он ведь сейчас мыслями рядом с Арделл, которая едва ли преодолела даже половину пути. Скажи ему это — хмыкнет и приложит все усилия, чтобы ее разубедить. Тайны не очень-то любят, когда их выдают вслух. Ещё они любят темноту, правда? Она делает короткий жест — Ийор и остальные гасят светильники. Рин и она остаются почти в полной темноте — только далёкие отблески с мест, на которых засели ее мальчики. И почти в полной тишине — только их дыхание (романтично), да легкий-лёгкий шорох, как будто где-то наверху — сильный сквозняк… Время сюрпризов. Первый золотистый отблеск появляется стеснительно и неторопливо. Мелькает, исчезает, наливается силой — и проступает тончайшая, тоньше волоса золотая нить — прочёркивает темноту и остаётся, и к ней добавляется вторая, третья, тысячная… Колышущиеся живые нити ползут по стенам, обвиты бахромой вокруг колонны, покачиваются, будто от невинного ветерка — и распространяют завораживающий золотой свет, довольно яркий — настолько, что можно видеть лица. Рихард Нэйш задумчиво оглядывает холл, вышитый золотым сиянием. Наклоняет голову — изучает. — Псигидра. Надо же. — Здесь их называют — «лютая вытвань». Выдумщики. Это правда, что они сами по себе заводятся в местах, где люди испытывают мучения? — Нет. Просто это… благоприятная среда обитания. Для тех, кто питается болью. — И виртуозно умеет ее причинять. Знаешь, когда я… можно сказать, совершенно случайно… обнаружила здесь эту малышку… Пришлось узнать кое-что об этих милых созданиях. Ты знал, что они могут простираться на десятки миль и насчитывать до тридцати голов? Ну конечно, ты знал, ты же теперь варг. Но это же невообразимо: растут в земле, будто корни, во все стороны, подпитываются чужими страданиями… и сами их вызывают. А самое интересное — то, насколько у них разнообразные повадки. Некоторые, скажем, предпочитают охотиться напрямую — на каких-нибудь зазевавшихся рудокопов, которых привлек блеск золота. Оплетают кольцами и заставляют испытывать боль — и выпивают ее, и заставляют ее испытывать опять. Немного досадно, что приходится так много говорить — но кто же знал, что Арделл будет колебаться настолько мало. Время рассчитывалось с запасом, так что до срабатывания ловушки еще пара минут. Нужно продолжать — по второму сценарию. — А некоторым, вообрази, нравится питаться медленно, но верно: они становятся причиной болезни целых селений. Раскидывают кольца… напускают хвори, люди хиреют… Или вот — есть такие, которым больше нравятся не физические страдания, а душевные: тогда они порабощают умы, приносят ненависть, разлуки, слёзы, измены… Рихард Нэйш вскидывает брови, оглядывая вяло шевелящиеся, качающиеся вдоль стен золотистые нити. — Всегда уважал тебя за методичность. Сейчас псигидры крайне редки, так что… большой Архив Академии? — Там столько сведений, представляешь, — она взмахивает руками, будто хочет обнять архивариуса. На самом деле это сигнал ребятам: скоро, не расслабляться, держать под прицелом… — Например, о том, как с ней трудно справиться магией: почти каждый раз, как они появлялись, приходилось идти на такие ухищрения! Ещё там рассказывается о варгах, которые пытались соединиться разумом с этими милыми тварями. Когда Дар — это быть единым с кем-то… может быть очень опасно взывать к нему. Вдруг соединишься с кем-то, внутри кого — сплошная боль. Огромные запасы чужой боли и огромное желание ее причинять. Надеюсь, ты-то будешь осторожен. В любом случае, для нашего небольшого путешествия тебе не понадобится твой Дар Истинного, так что можешь позволить себе… просто для разнообразия… побыть наконец человеком. Все несуществующие боги, да когда же это кончится. Если Арделл на всех окружающих так влияет — ее стоит убить хотя бы даже за это. Ведь он же невыносимо скучен: она дала ему столько прекрасных возможностей — заговорить, остроумно отшутиться, а он отделывается этими блёклыми фразами, ничего не значащими догадками… И вот сейчас он просто стоит и ничего не предпринимает, руки опущены, почти расслаблен, и это почти добродушное выражение на лице (отвратительно). — И что дальше, Эллет? Ты собираешься заставить меня почувствовать боль? Поссориться с кем-то? Или заболеть простудой? Донельзя убогая версия, госпожа Арделл. Загадочная улыбка — в ответ (неужели ты думаешь, что я тебя разочарую?).