— Угу, — говорю я. — Не нагружать, значит.
Какая нагрузка? Так, на следующий же день отклеиваю Шибздрика от загона игольчатников и сую маску и бутыль с зельем.
— Двигай, — говорю, — будем поить серную козу.
Одно и хорошо в шеннетском подкидыше — скажи ему «Пошли сунем тебя в пасть мантикоре» — он пойдет. Теперь вот только свой альбом поудобнее перехватывает — и ни единого вопроса, пока не заходим в крытый вольер Олсен.
Его Величество Олсен встречает нас как настоящая старая дева: брезгливым взглядом желтых глаз, потрясанием обросшего подбородка. И серно-мускусной вонью — такой, что если б не пропитанные зельем маски, мы бы уже тут половину загона облевали.
Мне Олсен милостиво кивает. Потом видит в своем загоне Шибздрика — и поступает, как стародевная аристократка, к которой в будуар пробрался охальник.
— Я-я-я-я-я-я-и-и-и-и-и!!!
Шибздрик малость теряет свое спокойствие, чудом не роняет бутыль и альбом и глазами вопрошает — что это за оно.
— Орет, — говорю я. — Воняет. Она так, в общем, всю жизнь.
— Я-я-я-я-я-яй-й-й-й!!! — распахивает пасть Олсен, с негодованием выставляя в сторону Шибздрика рога.
От звука ноют зубы.
— Так, — говорю я подкидышу. — Гриз на вызове, Мелкая — с молодняком, больше к Олсен никто не осмеливается, а зелье ей надо трижды в день давать. Иначе вонять будет втрое больше…
— Ияяяяяяяйййй! — показывает свою драму Олсен, пиная копытом поилку и расплескивая воду. Поилка стоит глубоко внутри загона. Вообще, такого не допускается, но тонкая и чувствительная натура Олсен не может пережить, когда поилка слишком близко к краю загона, где она доступна низменным людишкам.
— В общем я в загон, а ты ее отвлекай.
Оказывается, физиономия Шибздрика прекрасно умеет выражать вопрос.
— Просто стой тут, она тебя и так ненавидит, — успокаиваю я и сигаю через ограду, попутно похлопывая милаху Олсен по жёлто-серому заду.
В другое время серная коза непременно бы мне высказала за осквернение покоев, но теперь она занята тем, что бодает ограду и вовсю высказывает презрение к новичку. Звук такой, будто в комнате пыток кому-то сильно поплохело.
— Йы-ы-ы-ы-ы-ы-а-а-а-а-а!!!
Олсен так увлекается, что орет, пока я не возвращаюсь с пустой бутылью. Потом еще и глазеет недовольно — мол, у меня тут какой-никакой мужчина, а вы низринули меня с небеси моих воплей.
— Кажись, ты ей понравился, — говорю я. — Спокойно, ваше вонючество, спокойно… кавалер вернется.
Олсен обдает нас волной вони и презрения из глаз и в знак особого снисхождения разрешает погладить между рогов.
Выходим из загона. Шибздрик отдыхивается и щурит глаза — небось, режет с непривычки-то. Выглядит малость не таким отмороженным, зато как-то странно вздрагивает, когда из загона доносится душераздирающее козье прощание.
— А… почему Олсен? — спрашивает вдруг.
— Ну, была у нас такая благотворительница. Один в один. Хотя эта получше пахнет.
Кажись, это там была попытка улыбнуться. До того, как Шибздрик опять уплыл куда-то на своих волнах.
Хотя, может, это было и неплохое плавание: еще через день подкидыш приволакивает что-то вроде поилки с хитровыдуманными резервуарами.
— Это… для Олсен. Можно заправлять один раз в сутки. Или раз в двое суток, если объём нарастить. Добавка зелья в воду автоматически — через дно. Заправляется вот так — только нужна воронка…
Галантный кавалер, сказала бы нойя. Олсен новой поилкой очарована так, что не осмеливается пнуть ее копытом. И влюблена в Шибздрика всей своей широкой стародевической душой. Показываю, как гладить милаху между рогов — без риска получить рогом. И прикидываю перспективы.
— Так. А для виверниев можешь такую штуку сделать?
Опять вот оно проступает на фоне этого бешеного спокойствия — удивление. Что, мол, за слово — «можешь»? Сказали бы проще — надо.
— Это… простая конструкция, — пытается мне пояснить что-то своё подкидыш.
Для виверниев тоже может. Потом ещё движущиеся жердочки для певчих тенн. Потом — наконец-то! — нормальный инкубатор для яиц ложных василисков.
— Кто бы мог подумать, — говорю я Грызи. — Шеннет нам что-то полезное подбросил!
Грызи задумчиво кивает и ходит себе во флигель беседовать с Шибздриком. Еще туда постоянно бегает Мелкая — потом захлебываясь рассказывает, что у него там «во такенная мастерская, всюду чертежи и всякие железяки, каких я не видела».
А Мориону вот чужак не по вкусу, так что лапочка-болотник присматривает то за мной, то за Йоллой. Порыкивает на Шибздрика подозрительно. Бдит, одним словом.
Короче, с виду такая тишь, что ни на грош в это не верится. Ясно же, что кто-нибудь выкинет фортель покруче Балбески, когда она была на сносях. За Мелкую я вполне спокойна себе, за Мориона тоже, а вот Шибздрик какой-то слишком уж адекватный. Борюсь с желанием тоже на него подозрительно порыкивать.
Оказывается, не зря.
Мелкая как-то с утреца отрывает меня от Пухлика, из которого я вымогаю новые загоны и клетки для хищников. Кстати, еще и Грызи разрешила, так что можно сказать — не вымогаю. Пухлик выскальзывает, как болотная вытвань, разводит руками и уверяет, что денег нет.
— Но как только мой неведомый дядюшка окочурится и оставит мне наследство в сотню тысяч золотников…
— Только не говори мне, что ты из Шеннета ничего не выжал!
— Боженьки — из Хромца выжмешь, как же. Он, знаешь ли, снабдил меня таким списком необходимого для новичка… да Ким потом еще добавил… можно сказать — из своих закладывать пришлось. Да и потом, ингредиенты для Аманды…
— К черту нойя! Если вы с Синеглазкой опять нахватаетесь гибридов — я их у тебя в спальне расселю, так и знай.
— Разве что если они не храпят, — ухмыляется жадный Пухлик. — А так хоть алапарда в кровать пихай. Можно сказать — я на соседней подушке и не такого навидался.
Была б сплетницей — передала б Конфетке и посмотрела б, как Гроски вывернется. Открываю рот, чтобы послать Пухлика ко всем чертям. И тут улавливаю одновременно шаги Нэйша и легкую припрыжку Мелкой.
— Слышь, Мел, там такое! Пошли, покажу!
Спасибо еще — Мелкая первая добегает. Общаться с Синеглазкой нет охоты. Посылаю Пухлику хмурый взгляд — я таки выжму из тебя клетки! И двигаю смотреть, что там стряслось. В компании Мориона, который идет по пятам и приветствует Йоллу размашистым движением хвоста.
Случился, конечно, Шибздрик. Так что Мориона я оставляю чуть поодаль — чтобы не нервничал.
Ким торчит посередь поляны для выгула. И лунатичным взглядом пялится на штуковину, которая по поляне разгуливает. Мелкий такой яприль, фут от земли, нелепо ковыляет туда-сюда.
Только вот он неживой. Винтики-шестерёнки, поршни-детали. Внутри, вроде, какой-то артефакт, а может, нет. Ковыляет, хромая, будто подбитый — а все равно есть в нем какая-то жуткая настоящесть. Кажется — развернет механическое рыло, хрюкнет, почесать попросит…
— Что за дрянь?
— Это он сделал, — Мелкая кивает на Шибздрика с такой гордостью, будто самолично его вылепила. — Сам! Скажи, здорово, да?
Шибздрик на секунду покидает прострацию. Хмурится, бормочет:
— С задними конечностями — беда. Непонятно, на какой точке…
Потом что-то по-своему.
— Стало быть, ты этой дрянью занимался у вас там?
Тут он малость отмирает и обнаруживает перед собой меня. Пялится непонятным взглядом и выдает:
— …и этим тоже.
И пытается убежать глазами подальше, но только натыкается на Синеглазку. Тот как раз подошел к Пухлику.
При виде Нэйша Шибздрик цепенеет — не могу его за это винить. Но не стану ж я торчать, пока он отомрет.
— И на кой-оно надо?
Бросает цепенеть, косится непонимающе.
— Это… наука, — говорит чуть ли не с придыханием. — Только начало. Может помочь… многим. Во многом.
— Ага, — восторженно соглашается Мелкая. — Нам бы такого в питомник, только поздоровее, а? На нем же можно и таскать всякое. В тележку там запрягать — здорово тянет. О, кстати, еще и мусор жрет, показать?
— Осторожно, не отлажено, — мямлит Шибздрик под моим пристальным взглядом.
Фыркаю. Мелкая выплясывает вокруг ковыляющей тварюшки. Сказать что ли, чтобы убрал в вир болотный — к чему тут ходячее железо… Ладно, Грызи просила сильно не дергать.
— А одну такую лапу… ногу там… можешь? Чтобы если вдруг зверь без ноги?
«Ай! — взвизгивает Йолла. — Царапается!»
Шибздрик не успевает ответить.
А я успеваю лишь чуть дернуть его в сторону — когда на него налетает черная туша. Только ору:
— Морион, стоять! — бесполезно, он не слышит команд. У него сейчас в подкорке одно: загрызть чужака, который причинил вред Мелкой.
От удара Шибздрик откатывается по траве — легкий как перышко — а Морион распластывается в прыжке, безмолвно щеря пасть. Я готовлюсь сигать следом — оттаскивать, открикивать, пихать в зубы руку, чтобы он не перервал горло Шибздрику.
Каждая секунда расслаивается. Разворачивается, будто хвост феникса в полете. Дар приходит незванным, и я начинаю видеть всё, слышать многое…
Нэйш там, вдалеке, отвлекается от разговора с Пухликом, замирает, резко разворачивается, глаза полыхают синим.
Морион спотыкается, только ведь он уже в прыжке, так что ударяет Шибздрика лапами в грудь — и валится на него с размаху, придавливая собой.
А потом я слышу крик Мелкой. Она тоже оседает на землю, вслед за Морионом.
И глаза у нее сплошь в бирюзовых разводах. Будто морская глубь проступает изнутри.
Дар Варга.
Йолла падает на траву, и над ней почти сразу оказывается Синеглазка.
Я бегу к Шибздрику и Мориону.
Слышу задавленное «ох» из-под черной туши — Шибздрик живой, слышу, как у него сердце лупит.
Второго биения сердца нет.
— Нет.
Упираюсь в бок Мориона — теплый, мягкий, переворачиваю, шарю руками по шее, задыхаясь — Дар мог ошибиться, мог не различить слабые удары, слабое дыхание, тут же еще Ким пыхтит, мешает, да замолкнет он вообще?! Оттягиваю веко — и вижу расширенный, неподвижный зрачок.
Мертвый.
— Нет…
Глупости какие, дурацкий щенок, куда ты полез и зачем, ведь не было же опасности, какая с него опасность…
Шибздрик выползает из-под Мориона… из-под тела. Тяжело дышит, держась за грудь. Его железная штуковина враскоряку ковыляет всё дальше, только он на нее не глядит. Таращится на то, как я торопливо обшариваю пояс — вдруг какое зелье…
Только какое зелье, какая помощь, когда на нем нет ни крови, ни ран, и его убили не отравой. Убили — приказом. Надежнее, чем дартом: никаких осечек.
Чисто, быстро, подло. Жестоко, как у него всегда.
— Скотина, тварь… — шепчу я, и всё пытаюсь нащупать ниточку пульса на шее у пса, только ее там нет этой ниточки, ничего, ни биения. — Ну, зачем же ты… зачем ты…
Мясник не слышит. Стоит на коленях над Йоллой, приподнимая ей голову. Улыбочка примерзла к губам.
— Он злился, — сообщает ему Мелкая. — Сильно злился. И хотел защитить. Я почувствовала.
Она шмыгает носом, пытается подняться — у нее не получается, наверное, затылком ударилась сильно.
— Почувствовала, — шепчет Мелкая, и в голосе у нее прорываются и смех, и слезы. — Я… почувствовала. Знала, что он… хочет защитить. Я была с ним вместе. Вместе… Рихард, я же теперь варг, да? Я теперь варг?!