Шибздрик отчаянно ерошит себе волосы. За ухом у него торчит карандаш. Нэйш для такого случая подвернул рукава рубашки по локоть и вычерчивает какую-то схему вторым карандашом.
— …если рассмотреть этот сустав у гарпии-бескрылки, то слабость убирается за счет утолщения вот здесь… сухожилие оказывается защищённым наростом, так что пробить в этой точке нереально.
И еще что-то анатомически трехэтажное. При таком раскладе — они б и феникса у себя над головой не увидели.
Какое-то время любуюсь на то, как Шибздрик в запале отодвигает Нэйша от чертежей и заводит захлебывающееся: «Нет, если здесь усилить сочленения — это, скорее всего, скажется на скорости или даже общей подвижности, как бы не утратить баланс, а вот если бы здесь…»
Отодвинутый Нэйш наконец смотрит в дверной проём и приветственно скалится.
— Мелони. Не хочешь присоединиться?
Ким закрывает глаза при виде моего лица. Потому что понимает, что не успеет.
Коротким движением вгоняю метательный нож в стол перед Нэйшем.
Пришпиливая к столу чертёж.
— К тебе разговор. Точнее, предупреждение. Насчёт Йоллы.
Лучше бы, конечно, Шибздрика не было, только какая разница. Я это могу при толпе народа повторить.
— Если ты, скотина, посмеешь хотя бы… сделать ей больно, хоть как-то навредить, только попытаешься сделать из нее устранителя — я тебе этого не спущу, понятно? Жизни не дам, с живого шкуру сдеру. Покажу такое Великое Противостояние, что драконы в небесах за счастье покажутся. И Грызи мне тут не указ. Ясно тебе?! До конца жизни будешь слюни пускать и жрать кашку с ложечки!
Нэйш задумчиво обводит пальцем рукоятку моего атархэ. Потом садится и утыкается стеклянным взглядом в чертеж. В пальцах вращается карандаш.
— Знаешь, Мел, это могло бы быть даже забавно. Если бы на карту не было поставлено несколько больше, чем моя репутация в твоих глазах или твоя призрачная возможность отравить мне жизнь. Что бы ты ни думала обо мне и кем бы меня ни считала — я не собираюсь вредить девочке ни чтобы разозлить тебя, ни по другим… неосновательным причинам.
Какого это он зовет меня по-нормальному?
И усмешечка его поганая куда-то подевалась.
— Ага. Будешь вредить ей по основательным. Ну там, погода испортилась, блоха с утра покусала, не так причесочку уложил — или какие там у тебя будут еще расклады?
Поднимает голову и смотрит без улыбки — плотно сжав губы, глаза — прозрачные лужицы льда.
— Понятия не имею. Но Дар варга в случае с Йоллой — не то, чему можно научиться безболезненно. Всегда приходится платить, нет? Девочка, во всяком случае, готова.
Он говорит быстро, без всяких своих ужимок и придыханий — будто вышвыривает гладкую сталь из себя наотмашь.
— А на что готова ты, Мел?
Это уже больше похоже на Мясника. Чего ему там надо — «Меня бы устроила маленькая просьба»? «У меня есть пара условий»? Плавали, знаем. Чёрта с два.
Нэйш выдвигает ногой из-под стола третий стул.
— Поговорим?
Шёл бы ты в вир болотный, — хочу я сказать. Струю гарпии тебе, а не сделку.
Только кто там знает — вдруг Мелкой это будет подмога, хоть какая.
Скриплю зубами, сажусь. Кидаю огненный взгляд на Шибздрика.
Тот стискивает губы и тоже усаживается. Какого…
— Ким останется. На случай, если ты решишь метнуть ещё нож, — бархатным голосом поясняет Нэйш. Потом кривится и берет другой тон: — Насколько я понимаю, в последнее время девочка общается в основном с ним.
Сижу, как в дурном сне. Ненормально серьёзный Мясник. Непривычно собранный Шибздрик. Ни секунды не хочу оставаться в этой дурной реальности.
— Что тебе надо?
— Всё, что ты можешь рассказать про Йоллу.
— А что, Грызи с тобой теперь уже не разговаривает?
— Гриз рассказала, что могла. Теперь черёд за тобой.
Дурацкая мысль, дурацкая ситуация. Будто он сам не знает насчёт Йоллы. Небось, уже мысленно намалевал все слабые точки.
Ладно. Рассказываю насчет того, как Мелкая вместе с мамашей оказались в питомнике — после пожара, который спьяну устроил папаша Йоллы — огненный маг. Ну, а мамаша не нашла ничего лучше как утопить свое горе в бутылке, и не в одной. Все ходила, жаловалась на жизнь — и свекровь не та, и муж не тот, и дочка вот «пустой элемент». А Йолла в питомнике освоилась сходу, сперва полезла по хозяйству помогать, потом с животными, а потом и вовсе как-то незаменимой сделалась. Рассказываю, как она вникала в дела, вспоминаю насчет хозяйственной жилки, обозначаю, что Мелкая по выдержке любого уделает, отходит вот тоже быстро… про драки с деревенскими поминаю.
Слова не складываются, изо рта лезут через силу. Так что спешу разделаться с этим делом поскорее. Всё равно Мясник смотрит так, будто ожидал чего-то там другого.
— Знаешь, Мел… о шнырках ты иногда рассказываешь более красочно.
А ты думал, я перед тобой тут прямо всё про Мелкую разложу — про чувства, мечты, ожидания, ага.
— Что тебе вообще вздумалось лезть к ней внутрь. Соскучился по препарированию, без него не можешь?
Глазею обвиняюще — даже Шибздрик смущённо зарывается в чертежи. Синеглазка, понятно, никуда не зарывается.
— Ну, поскольку уже очевидно было, что перед нами — «варг сердца»…
— Что?!
— О, Мелони. Ты же сама мне только что рассказывала, что у девочки — цепкая деловая хватка, что она руководствуется рассудком больше, чем чувствами…
— Мантикорррры печенка…
— Так вот — корень проблемы нужно искать явно в эмоциональном состоянии девочки. Не могу сказать, что я большой специалист…
Усилием воли глотаю смешок.
— …но при нашем сегодняшнем уроке я столкнулся с чем-то достаточно неожиданным. Трудно передать, но… — он перебирает пальцами в воздухе, будто струны. — Это гораздо сильнее обычных эманаций смерти, которые возникают в сознании убивающего варга. Мощная разрушительная сила — мощная настолько, что на нынешнем занятии она едва не убила…
— Шенни.
— …меня.
— А, тогда ладно.
Звук рвущейся бумаги. Ким смотрит на меня как на чокнутую. Потом на Нэйша — ну, это привычно.
— Может, я просто не всё здесь ещё знаю, но вы разве не… Великий Варг, или что-то вроде того?
— Ага. До того великий, что его четырнадцатилетка уделала.
— У малютки Йоллы потрясающий потенциал, — отвечает Мясник, морщится и трет виски, — Признаюсь, я был несколько не готов к такому напору. Она вряд ли что-то заметила, но…
— Ну, если б ты полез мне в голову — я б тебя по-любому прикончить захотела. Такой вариант ты не рассматривал?
— Рассматривал, но Йолла… значительно менее убийца, чем ты.
Кошусь на нож.
— Кажется, нужно позвать Гриз, — бормочет Шибздрик с мученическим видом. Ловит мой взгляд и добавляет. — Ну, или Гроски.
Ладно, можно сказать, что этот тут уже совсем освоился.
Нэйш закрывает глаза и утыкает подбородок в сложенные ладони.
— Варги-убийцы начинают смотреть на животных глазами хищника — видя лишь слабости и переставая замечать нюансы… мотивацию… оттенки эмоций. Варги, неудачно прошедшие первое соединение, бывает, тонут… путают сознания и мысли. Я готов был к комбинации того и другого, но Йолла… она… не пытается выплыть. Не пытается охотиться. Она… пытается уничтожить.
— Что? — спрашиваю я почему-то шепотом.
— Всё.
Коротенькое словечко — он даже глаз не открыл. А я вдруг понимаю, что Синеглазке страшно.
Вир его побери. Страшно потому что он понял, что может не справиться.
Потому что не сталкивался с таким.
Потому что неверный шаг — и…
— Она не пытается убить животное — она пытается уничтожить самое единение… связь… Если сравнить соединение с домом — это не попытка вырваться через дверь или окно. Не попытка выйти. Это попытка сравнять с землей самые стены. Она словно сминает… всё, что находится рядом с ней. И если нам не удастся понять причину — это может стоить жизни не только твоим обожаемым животным.
Мелкая, куда ж ты влезла… Тянусь за ножом — просто выдёргиваю. Как-то надежнее, если он в руке. Когда напротив тебя — Нэйш с не особо вменяемым видом, так и спрашивает глазами: ну, так на что ты готова-то?
Когда понимаешь, что он — наверное на многое. Сидеть тут, называть меня по-нормальному, бросить свои ухмылочки. Или даже…
— Мел. Помоги мне.
Да твою ж!..
— Как?
Ладно, если надо ради Мелкой еще полдня вспоминать — сделаю, чего б нет.
— Ты Следопыт, и ты должна знать — что ей дороже всего. Чего она боится. К чему стремится. Что любит.
— Нэйш, ты… я Следопыт, а не вот это вот всё, ясно?! Могу видеть, слышать, только…
Точно. Вот он меня и спрашивает — я ж была с Мелкой все время, и когда Грызи уходила — тоже. Вот ему и понадобилось — то, что я видела, что слышала. Что заметила.
Зажмуриваюсь и вцепляюсь в рукоятку ножа изо всех сил. И начинаю вспоминать — вперемешку, мелочи и важное, самое яркое, врубившееся в память. Приходит вспышками — вот Мелкая помогает ночью делать перевязку на гнойной ране яприлю, а вот я ее по следу ходить учу, а вот ее в пожаре опалило, а она все рвется вскочить, спрашивает — как там наши, а как животные… И еще — вот вытирает разбитый нос (опять деревенские, черти б их взяли), а вот насвистывает какую-то песенку — от Конфетки, что ль, услыхала… и да, кромсаем с ней фрукты, и подкармливаем нектаром птенцов тенн, и Мелкая смеется, когда рассказывает, как «этот законник на Кани пялится — остолоп остолопом!»
Наверное, выгляжу здорово глупо, когда всё это выкладываю Синеглазке — долго, одно тянется за другим, уже запыхаться успеваю. За окном стемнело совсем — черт, пурр же без присмотра оставила, посмотреть надо бы…
Смолкаю. Жду, что Нэйш ухмыльнется и заведет песенку о моей сентиментальности.
Но он так и сидит — жрет глазами, будто студент почетного профессора.
— Чего уставился, — говорю. Наболталась — аж горло саднит. — Йолла сколько ее помню — была без памяти от питомника. Животных обожала всегда. Целителем стать хотела. А что еще она любит…
— Вас.
Шибздрик сидит грустный и пялится с непониманием — что на Нэйша, что на меня. Будто до него не доходит, как мы могли таких простых вещей не разуметь.
— Всё это время, пока она рассказывала мне о питомнике… Она, конечно, говорит о животных, но не они для нее — всё. Вы. Гриз, Аманда, Гроски… Кани и ее дочь… — Мясника и Зануду он не называет, — То, как она говорит о вас, какими словами о вас всех…
Под двумя взглядами — моим и Нэйша — Ким малость выцветает — только веснушки рыжеют ярко. Но заканчивает тихо и твердо:
— Думаю, самым страшным для нее было не убийство, а мысль, что она могла вас разочаровать.
Молчу. Пялюсь в прорванный чертеж — на нем, вроде, часть ноги с сухожилиями. Довольно страшно составлять для кого-то целый мир — ну, или его часть. Но если вдуматься — Мелкая с детства в питомнике, и к животным, получается, тоже привязалась — как к тому, что любим мы.
Любишь меня — люби мой питомник.
— Она говорила насчет того, что все будет как раньше, — говорю шепотом.
И понимаю, что Нэйш не слушает. Он с отстраненным видом пялится на карандаш — а тот медленно, не спеша вращается в пальцах…
— Ну? — говорю. — Узнал что-то, что может помочь?
— Может быть.
На Мясника уже опять накатило: сосредоточен выше крыши, карандаш быстро шоркает по чистому краю листа. Намечает какую-то схему. Вместо прощания Нэйш чуть заметно дёргает головой в сторону двери — мол, забыли, где выход, что ли?