Волны прокатываются сквозь меня… сквозь нас, потому что мы же неотделимы. Стирают страх и шрамы, и согревают, и возвращают в памяти в далёкие леса, к родным запахам, к миру и краскам. И драккайна, ошеломлённая, барахтается в волнах и не знает, что делать… только хочет, чтобы всё продолжалось, чтобы я говорила ещё, чтобы была ближе, совсем вместе.
Гроски слышу — как из-под воды. Говорит — чтобы не ходила, только как я могу не пойти… Плыву, на волнах и они плывут со мной — весь питомник.
Ковчег.
Колыхается на волнах нежности. И я шепчу всякое — как Мел и Гриз зверям в питомнике шепчут. Говорю драккайне — какая она самая-самая, и что все теперь переменилось, раз мы вместе. А она слушает — с надеждой и недоверием, и надо объяснить, и переспорить, и раскрыть…
И мы вместе прислушиваемся к мелодии волн, которая во мне — будто там Десмонд что-то на дудочке наигрывает.
Прислушиваемся, пока мелодия не становится колыбельной на моих губах.
ЛАЙЛ ГРОСКИ
Они застыли друг напротив друга.
Чешуйчатая тварь — мощные лапы и остатки крыльев, из клюва вырываются струйки пламени, огонь в глазах, кончик хвоста нервно мечется в грязи.
Девочка в стёганой куртке, с сумкой на боку. Светлые волосы ветром перебираются. Не двигается, только шепчет что-то.
Не поймёшь, с кем говорит — с собой или с тварью.
Сцепленные, намертво переплетённые взгляды. Соединённые сущности.
Мир тоже притаился — не хотел влезать, боялся спугнуть.
Деревья больше не стучали голыми сучьями — потирали их друг о друга вкрадчиво. Боязливо. Тучи на небе расступились, застеснялись, открыли небо цвета морской глубины.
Господин Хоппс, стукнутый моим портфелем, так и лежал себе где-то за брёвнами.
Лживые словечки, причитания, просьбы — застыли у меня в глотке. Умолк грызун.
Нэйш рядом не моргал, и синева в его глазах не поднималась. Так, мельтешила фоном.
Будто небеса отливают в стали — прежде чем лезвие упадет на чью-то голову.
Драккайна шагнула вперёд. То ли преодолела внушение варга, то ли просто очухалась. Потом ещё. Неуверенно поводя клювом из стороны в сторону — будто узнала новый запах или вкус. Наклоняя голову — будто прислушиваясь.
Йолла стояла по-прежнему неподвижно, только в позе у неё напряжения не было. Было — спокойствие. Уверенность.
Открытость.
Пустые ладони повернуты к драккайне: смотри, у меня ничего нет, совсем ничего нет… А на губах…
Эту улыбку я десятки раз видел на лице Гриз Арделл. Когда она шла к очередному подранку. Когда у нее в глазах процветала зелень — и она сама процветала там, в звере, прорастала, как травы.
Только Йолла не прорастала — переливалась, и улыбка была — волной, успокаивающей и целительной.
Приветственной.
Вместе, вместе, вместе…
— Уррр, — сказала драккайна тихонько. Приподняла лапу, наклонила голову, как дурной щенок. Кокетливо завозила короткими крыльями. — Уррр?
— Конечно, — прошептала в ответ девочка, — мы вместе.
И будто порвалась цепь — легко шагнула навстречу зверю сама, протягивая руки ладонями вверх. Воркуя что-то ласковое и успокаивающее, что я от Мел слышал сотню раз.
— Не надо было бы так-то близко подходить, — пробормотал я себе под нос.
Йолла, видно, частично была ещё в сознании зверя, потому что услышала. И отозвалась:
— Да всё путём. И вообще, она же просто душка.
Душка, голова у которой сейчас была на уровне пяти футов, предупредительно выдохнула в мою сторону небольшой огонёчек.
— Ей просто что иначе-то бывает и не рассказали, — Девочка шла плавно, но казалось — взлетит на каждом шагу. — Хорошая моя… Испугалась, думала, что люди — всегда опасность… всегда больно. Думала, мы тоже с ними, а мы совсем даже и нет, и бывает иначе, да, красавица? Погоди, я кое-что ей ещё поясню…
Подержала ладонь перед клювом драккайны. И опять нырнула: пальцы касаются подбородка зверюги, та глаза прижмурила от удовольствия. А Йолла что-то втолковывает, то ли бормоча, то ли напевая под нос.
Мне даже казалось — я колыбельную услышал.
Внутренний грызун так точно услышал что-то подобное. Вздохнул, сочно пропищал: «Всё, Гроски, отбой», — и брякнулся набок, засучил лапками от облегчения.
Тоже хотелось брякнуться. И засучить. Ну, или напиться, что ли.
Драккайна сдалась не сразу — фыркала и тревожно поводила шеей. Пару раз сноровисто вдарила хвостом по земле. Но девочка говорила — мерно, ласково, поглаживая её, прижимаясь щекой к горячей чёрной чешуе, от которой валил пар. О чём-то спорила, что-то шептала, рассказывала, рассказывала… и тоже начала опускаться — когда драккайна отяжелела головой, согнула лапы, свернулась и засопела, прикрывшись чешуйчатыми крыльями.
Йолла погладила зверюгу по крылу — таким движением, каким младенцам поправляют одеяльце. Потом поднялась, на ходу допевая песенку:
Мягкой подушкой будут тебе облака ночи,
Дождик серебряный пусть тебе песни поёт
И во снах ты увидишь всё, что ты захочешь.
И будут они сладкими, словно мёд.
Точно, колыбельная — да ещё из запасников Аманды.
— Как он? — спросила Йолла шёпотом.
Не оборачиваясь. И, видать, всё-таки у меня.
Пора было вспоминать о своей роли Премилосердной Целительницы. Я подкрутил воображаемые золотистые пряди и взглянул на пациента.
Пациент был живее всех живых и самодовольно скалился, откинувшись на пропитанные влагой брёвна.
— Да что с ним сделается, — отдуваясь, выдал я, — Я ж говорил. Ничего серьёзного. Так, лёгкое переутомление. Может, конечно, Аманда ему пропишет постельный режим и три-четыре укрепляющие клиз… — моё запястье грустно хрустнуло, и я бодро договорил: — Но вообще, эликсиры таки сработали вовремя. Или моё ораторское искусство — если надо кого уболтать, чтобы не помирал…
— Правда, что ль?
Йолла крутанулась, будто детский волчок. А сорвалась с места таким вихрем, что Нэйш едва успел согнать с лица ухмылку и приобрести взамен лёгкую болезненность вида.
— Неполное соединение, Йолла? — у исключительного даже голос звучал малость неровно. — Хорошая техника, и мне кажется, я тебя ей не учил.
— Да это Гриз… рассказывала, — пробормотала девчонка. Шмыгнула носом, неловко засунула руки в карманах. — Ну, и потом, на уроках, с учениками-то… А с тобой тут… всё нормально, точно?
— Ну, разумеется, — с задушевной улыбкой ответствовал исключительный. — Всё точно нормально. Долго продлится её сон?
Девочка на глазах впрыгнула в рабочий режим. Покосилась на драккайну, покачалась на носках сапог.
— По прикидкам — часа три-четыре точно. Она так-то измученная, спать ей не давали. Сама детёныш почти, из другой местности привезли, всё атаковать натаскивали. Ну, она ничего другого-то не умеет, вот и решила атаковать, вот, маленько… растолковала я ей, значит…
Под взглядом Нэйша Йолла вдруг смутилась совсем, начала ковырять ботинком грязь, бормоча что-то невнятное.
— А мне теперь — что? — вычленил я под конец. Пожал плечами, показал — всё уже сказано.
— Встреть наших у портала. Если ещё не выдвинулись — поторопи. Нужно собрать группу.
— И не забудь сообщить Арделл, что в питомнике теперь на одного варга больше.
Йолла недоуменно поглядела на исключительного. Встретила его улыбочку. И только теперь запоздало задохнулась, оглянулась на преспокойно спящую драккайну, потом опять на Нэйша, неверяще…
— Образцово выполнено, Йолла. Самостоятельный вход. Переход в неполное единение, потом опять в полное. И выход. Плюс достигнутый результат. Пастырь чудовищ, не так ли? Поздравляю.
Для пущей убедительности исключительный изобразил аплодисменты.
Девчонка на улыбку не ответила. Стояла, застыв, и всё порывалась что-то сказать — и молчала, и грудь ходила под курткой ходуном, и дыхание летело паром изо рта, и в глазах проступали бирюзовые волны…
Не Дар варга. Просто небо отражалось в слезах.
Шевельнула губами, неумело и хрипло выговорила:
— Спа… спасибо.
Потом развернулась, опрометью кинулась на тропинке.
— Буду скоро! — долетело уже издалека. — Гроски, ты смотри, чтоб он не помер!
— Исключительный уровень контроля, — вполголоса проговорил Нэйш, глядя ей вслед. — И достаточно сильный дар — я бы сказал, не меньше уровня Дайны. Тибарта она обойдёт через год, если не меньше.
— Фляжку мою верни, — выдохнул я, вытирая лицо рукавом.
Драгоценной ёмкости в руках у варга не обнаружилось. На земле не было тоже. И крыса внутри тонко, разочарованно заныла от невозможности прикоснуться к родному и прекрасному.
— В чём дело, Лайл? Внезапная жажда?
— Внезапное разочарование. Я, знаешь ли, уже планировал речь на твоих поминках. Воображал себе спокойную, мирную жизнь. Ну, то есть — до того, как ты решил сломать мне руку. Теперь мне нужно это пережить. Куда ты ухитрился её деть, а?
Не мог же потерять во время этого инфарктного представления.
Эта деталь моего снаряжения была необходима мне сейчас просто жизненно. Главное зелье «для внештатных ситуаций».
Внештатная ситуация номер один, расслабленно откинувшись на древесные стволы, неторопливо извлекла фляжку из щели между брёвнами.
Нэйш откручивал колпачок, очевидно плюя на мою требовательную руку.
С до неприличия торжествующим видом.
Потом он сделал глоток. И застыл.
Можно было тоже поторжествовать — самую малость.
— Чудная штука, правда? — спросил я, наблюдая, как на лице у напарничка медленно отрисовывается поражённое выражение. — Порадочек с родины. Ровно в два раза крепче обычного виски. Да ещё девять хмельных трав и три вида перца — её где-то дюжинкой называют, а где-то глоткодёром. Потому как, понимаешь ли, сложно выпить и не заорать.
Исключительный в очередной раз показал, что он тут не хухры-мухры, а немножко легенда. Он мужественно не издал ни звука — только порозовел и взмахнул ресницами, стряхивая непрошенную слезу.
Медленно, размеренно выдохнул. Вперился изучающим взглядом во фляжку.
Потом в меня.
— Хочешь сказать, — неторопливо выговорил Нэйш, — ты этим собирался напоить меня во время сердечного приступа?
— Что? Эта штука вполне себе может поднять мёртвого. Или живого уложить — я запамятовал. К тому же у тебя не было сердечного приступа, отдай мою фляжку, чёртов ты симулянт.
Нэйш покачал в пальцах фляжку, будто взвешивая или что-то прикидывая. Или подсчитывая. Потом кивнул мысленно выведенному итогу.
И глотнул во второй раз.
— Боженьки, Арделл меня прибьёт, — выдохнул я, усаживаясь на брёвна рядом. — Она и так выговаривает мне за то, что я тебя спаиваю. Дурное влияние, знаешь ли. Опасная штука.
На третьем глотке исключительный всё-таки поперхнулся. Потом просиял слегка ненормальной улыбкой, выдал: «Лайл, ты меня искушаешь» и залил неудачный глоток четвёртым.
Грызун внутри в кои-то веки тихо скулил от полной непонятности ситуации, а язык опережал события и работал за троих.
— Надеюсь, ты не решил выхлестать всё и забрать у меня лавры? Учти, эта штука валит намертво, так что сбавь обороты, иначе допьёшься до лирических песенок ближайшей сосне. Или начнёшь порхать в окрестностях как бабочка. Надо думать, наша подмога и так озадачится тем, что тут творится, а если ещё вообразишь себя чем-то крылатым — у меня может не хватить спиртного на всех, кто это увидеть… Боженьки, да в каких трущобах ты так пить учился?!