====== Тюрьма для варга-3 ======
И-и-и-и Эвальд Шеннетский в студию!
Сознание решило с чего-то вернуться. Сперва носилось где-то поблизости, как щенок за своим хвостом, а потом осмелело, подкатилось под бок.
«Гроски, – наябедничало сознание, – а нам только что дали по морде». Бздыщ! – отозвалась моя щека, на которую обрушился второй полновесный шлепок. Лупили открытой ладонью, мерно и с явным намерением продолжать до Последнего Потопа. Бздыщ! «Гроски, сделай что-нибудь, – взмолилось сознание. – Нам мокро, мы устали, нас лупят. Жизнь – отстой». Рациональная часть куда-то запропастилась, осталась ноющая. Попробовал прикинуть, где я нахожусь, но выходило одно: в темноте. И в мокроте. Шевельнулась слабая надежда: вдруг все-таки лекарская, какая-нибудь травяная ванна Аманды – ничего, что ванна холодная, а я лежу в ней в одежде… – Амандочка… – простонал я и открыл глаза, чтобы глобально убедиться в своей невезучести. – Привет, Лайл, – отозвался Рихард Нэйш, наклонившийся над моей пока еще не хладной тушкой со своей самой маниакальной ухмылкой. – Я умер, да? – выдал я и закашлялся: соль драла горло и нос. – Слушай, без обид, но если ты – мое персональное наказание, то можно написать заявление и перевестись на какой-нибудь другой круг преисподней? Бдыщ! – Какого черта ты меня лупишь, когда я уже пришел в себя?! – Признаюсь, это совпадает с моими желаниями, – отозвался Нэйш. – Позволь спросить, о чем ты вообще думал? Ты нас едва не убил. – Я нас… я?! – от возмущения я все-таки перешел в сидячее положение. Попутно отплевывая воду. – Насколько я помню, это не я распинался на тему «есть только хищники и жертвы, Лайл, позволь я грохну тебя быстро и безболезненно»! – Звучит так, будто ты обижен, что все закончилось. А что-то там закончилось, что ли? С волос у Нэйша льет вода, в глазах проступили морозные узоры, на лбу и висках вздулись вены – попортили красоту. Но хоть взгляд вменяемый. Ну, насколько он вообще может быть вменяемым. – Здесь была Великая Целительница, поцеловала тебя в лобик – и ты сходу вылечился? – Гиппокампы, – сипловато отозвался Нэйш, махнул рукой куда-то в сторону, откуда слышался плеск. – Они были неподалёку, здесь… думаю, в момент серьезной угрозы я призвал их неосознанно, и они пришли. Вывели нас почти что ко входу. Здесь воды меньше. Мне невольно пришлось держать контроль, и это… можно сказать, слегка меня отрезвило. Ты рассчитывал на это, когда пробивал проход? «Штормит», – подумал я, когда увидел, как его качнуло при подъеме. Потом поднялся сам и понял: точно, шторм, и немаленький. Ноги отказывались держать намертво, стонали, что хотят полежать еще, там, где мокренько и прохладно. Подлая вымокшая роба тянула за ногами. В попытках остановить качку я оперся о Нэйша, как о мачту. – На самом деле – просто пытался удрать, – оказывается, я еще и хриплю, будто орал несколько часов подряд. – Чертовски не хотел встретиться лицом к лицу с твоим маниакальным близнецом-убивашкой. – Откровенно говоря, – пробормотал Нэйш и ухитрился опереться на меня в ответ, – я тоже не хотел бы с ним встретиться лицом к лицу. Чудно. Ну да, конечно, юмор просто необходим, когда бредешь по щиколотки в морской воде, приобнимая за плечи своего бывшего заключенного (потом напарника, потом заместителя, потом опять заключенного, теперь вот вновь напарника). Мне, например, отчаянно не хватает этого целительного свойства. Очень может быть, оно случайно вымочилось в воде, где мне пришлось прополоскаться вместе с Нэйшем и гиппокампами. – Куда теперь? – Туда, Лайл. Давай же. Идем. В любом случае, думаю, выходы перекрыты. И не можем же мы просто уйти, не выяснив что там. На третьем уровне. – А ты в состоянии? – разумно усомнился я. Сам я чувствовал себя так, что вот-вот – и меня нужно будет катить по коридору. – Как ты вообще? – Довольно… своеобразное настроение, – отозвался Нэйш светским тоном. – Но, кажется, я вполне себя контролирую. Если, конечно, не считать того, что мне почему-то хочется убивать. – А, то есть, ты в норме. Ладно, согласен докапываться до сути хотя бы на четвереньках. Мы брели по коридорам, поддерживая друг друга, оскальзываясь в мокрой обуви и временами опираясь еще и на стены. Нэйш молчал и на глазах выцветал с лица, я чертыхался, и в целом мы являли собою вполне достойную компанию с того света. Во всяком случае, нас никто не остановил. Хотя кто их тут знает, на Рифах, может, им нечасто приходится видеть охранника блока и заключенного, мокрых с головы до ног и интимно гуляющих по коридору в обнимку. Очень может быть, вся охрана, какая нам попадалась, приписывала эту картину недосыпам и старалась поскорее изгнать ее из собственного разума. А может, им не было до нас дела. Может, им было дело до черной волны голода, которая поднималась оттуда, куда спускались мы. Может, они не слышали наших шагов из-за мерных вздохов чего-то огромного, сглатывающего, ворочающегося там, внизу… ЭТО знало, что мы идем. Предвкушало, потирало щупальца. Готовилось перемолоть – как ломают хребет крысе. Безразмерное, дикое, давящее… А в помещении-то ничего особенного не было. Широкий зал со скудным освещением, на противоположном конце – такая же дверь, как та, в которую мы вошли. Посреди зала, на возвышении – широкий люк. Такие же люки – в углах зала. И охрана – с бледными, выпитыми лицами, четыре человека в серой форме, они даже не сразу заинтересовались – есть ли у нас сюда пропуск. «Напарник-неадекват – мой пропуск», – подумал я мрачно, когда увидел, как Нэйш точными, жесткими движениями вырубает двух ближайших охранников, после чего заслоняется третьим от четвертого. – Не убивай! – заорал я в легкой надежде, что прыгать на Рихарда в попытках спасти тушки местных «скатов» все же не придется. Повезло. Нэйш всего лишь задержал губы у уха охранника и тихо, но внятно обозначил: «Вон». – Тон был убедительным, – признал я, когда «скаты» вывалились в дверь, оставив на полу слабо шевелящихся товарищей. – Не тон, они признали, что я сильнее в данный момент… то есть стали жертвой, я говорил тебе, – лицо у Нэйша малость подергивалось, так что мне подумалось: а ведь ему стоило труда удержаться. – Люк. Он отпер задвижку, но сдвинуть с места массивную крышку в одиночку все равно бы не смог. А я не торопился помогать: примерз, приморозился ногами к полу. Слушая утробные, горячие, жадные вздохи чего-то непомерного под землей. «Скгрл. Сгллл. Богллл», – неслось из-под пола.
– Слушай, Рихард… мы же не знаем, кого они там держат. Если вдруг не сможем запихнуть его или их обратно…
– Просто помоги открыть. – Нэйш, черт дери, а ну как ты сдвинешься окончательно? – Лайл, мне нужно, чтобы ты ее открыл. – Надеюсь, ты не собрался лезть вниз? – Просто открой ее! Не знаю, что в нем было страшнее в этот момент. Голос, глаза или пальцы, впившиеся в люк. Все вместе оказалось даже слишком хорошим кнутом – без пряника. Я подошел к люку, вцепился в скобы на крышке и натужно потянул на себя. «Скгллллл…» Вонь – вот что оказалось под крышкой в первую очередь. Невыносимый, режущий глаза запах нечистот, смешанный со сладковатым душком разложения. Вонь – и темнота внизу, в открывшемся колодце. И оглушительный, дикий, жуткий вой, иступленная ярость и иступленный страх, и радость, и мерзкое предвкушение, и бессловесное «Жрать, жрать, жрать, жрать…» Волна не желала затихать, переплавлялась все в новые, давила, угрожала потопить, вновь взметнулось изнутри: бежать, забыться, не видеть, не слышать, только бы не заметили… Но ЭТО уже заметило нас. Заметило – и тянулось, оттуда, снизу, чавкая, сглатывая, вопя и издавая такие звуки, которых раньше я не слышал ни от одного животного. Образ дочери пришел как спасение. – Что за… – прохрипел я, зажимая нос рукой. Подошёл Нэйш – он обыскал охранников и забрал у них светильники. – Сейчас, – шепнул едва слышно. И один за другим швырнул светильники в глубь колодца. Это был не колодец – то, что я понял почти сразу. Это был просто люк, проделанный над пещерой, а может, над впадиной. Пробуренный в породе. Люк, который давал возможность видеть – ослизлые стены и ненадежные колонны-подпорки… И то, что копошилось среди них. ЭТО. Мы видели друг друга мельком, только мельком – на миг, два, три, пока светильники упали и погасли. Но мне хватило этих мигов: не помню, как я там скатился с возвышения, на котором был сделан люк, не помню, что кричал и на каких языках ругался. Помню только, что меня выворачивало – сначала водой, которой наглотался, потом уже на пустой желудок, так что ругаться было малость сложно, но я справлялся. И слёзы жгли мне щеки, когда я в промежутках между спазмами шептал: «Премилосердные боги, что же это, как такое может быть, какие же скоты, какие мрази, как такое может быть…» Я кричал – и хотел забыть, то что видел, и не мог, потому что знал, что оно там, под нами, чавкает, и сглатывает, и разевает сотни пастей, чтобы жрать, жрать, жрать, и шевелится, и ворочается, и гниет заживо, и тянет вверх щупальца, которые были когда-то не лапами… Я взглянул на свои пальцы и понял, что они трясутся. – Нет, – вспомнилось как наяву хихикание Эрка, – они… делают так, чтобы мы жили. Да, жили. Жили… жили… слитная масса с сотнями пастями, жрущими падаль и разрывающими плоть, светящиеся глаза, бессмысленные, перекошенные рты, боги, боги, боги… Пинок мне отвесила внутренняя крыса. Разъярилась до предела, взвизгнула, принялась кусать изнутри. При этом визжала что-то похожее на «Гроски, скотина, ты в жизни не был высокоморальным, так какого черта сопли по плечам развешиваешь». Вслед за этим из тумана жути выплыло мягкое осознание того, что мы сейчас сидим над местным источником ненависти и ужаса. Я и крайне восприимчивый к жажде крови варг. Когда я наконец обратил на него благосклонное внимание – Нэйш сидел рядом со мной возле люка и был неподвижен, холоден и сосредоточен. Без следа улыбки, губы сжаты в короткую, узкую черту, глаза распахнуты, брови чуть приподняты. Эту его гримасу я хорошо знал, она обозначала, что кому-то поблизости светит запись в Книге Утекшей Воды. «Помирать будем?» – спросил я у судьбы-злодейки. – Да, Лайл, – отозвался Нэйш вместо судьбы. – Теперь мы знаем. Знаем… Думаю, нам пора уходить. Что, вот так просто?! Мне с трудом удалось подавить в себе порыв носиться вокруг напарника, как одуревшая от счастья собака. Подлаивая по пути что-то вроде: «Ура! Ура! Мы уходим!» – И как ты, позволь тебя спросить, собрался…? – Я собрался? Брось, Лайл, бежать – твоя работа. Ведь ты же наверняка продумал что-нибудь этакое… Я молча выпихнул Нэйша в дверь. Позади раздавались вздохи, и всхлипы, и вопли из-под земли – ЭТО не собиралось отпускать нас просто так. Было слишком пусто. И здесь, и на втором уровне. Охрана словно растворилась, будто по коридорам шатались не бывший заключенный с бывшим охранником, а кое-что пострашнее. Возле лабиринта, правда, слышались голоса, довольно много – но туда-то нам как раз было не нужно. – Переход, нужен переход, – шипел я, крысой тыкаясь в проклятые ответвления с ничего не значащими дверями. – Слушай, у нас всего пара выходов. Выбраться при помощи гиппокампов, но лабиринт сейчас блокируют, а бросаться в бой нам не с руки. Ты не в форме, я не в форме. Второй – выскочить на скалы и попробовать броситься в море с надеждой… на твои способности и на помощь гиппокампов… думаю, мы будем трупами еще до того, как долетим до воды, потому что на скалах тоже охрана. Третий… а ч-черт, третий крайний – раздобыть веревки и поискать выход через ту самую пещеру… – Ты же это несерьезно? – осведомился Нэйш. ЭТО плотоядно чавкнуло, распустило щупальца страха, пригнуло спину. – Само собой. Потому остается сущее самоубийство. Найти подземный переход, который, думаю, тут есть, пройти в резиденцию старины Детраска и воспользоваться парадным выходом. – Водным порталом. – Водным порталом. Можно было бы еще вернуться в барак, но это первое место, где нас ожидают. Если вообще ожидают. Похоже, у них стряслось что-то. Голосов было маловато, и когда переход наконец нашелся – «скатов» в нем оказалось всего двое. Так что мы обзавелись жезлами и светильниками. – Старая шахта, как и думал, – пробормотал я, посветив на стены тоннеля. – Паук Детраск всегда сидел, где поближе к заключенным. Видеть свою работу хотел. Думаю, в эту резиденцию он зачастил особенно, когда заключенные докопались… докопались, в общем. Быстрым шагом по коридорам вышло тысячи две шагов – столько же, сколько до барака. Интересно, как при таком раскладе Дедуля ухитрился вконец не рехнуться? Если он сидит от ЭТОГО – на том же расстоянии, что и мы? – Черт знает, что там в резиденции, все равно нужно что-нибудь, что их отвлечет… Нэйш принял эту мою фразу на свой счет – его глаза высверкнули синим. – Атака гиппокампов на пристань подойдет? Любезность напарничка пугала. Любезность и бледность. Да, и еще так – по мелочам: сжатые губы да судорога, пробежавшая по классической физиономии, когда он вышел из состояния варга и открыл глаза. – Снова заколодило? – резонно предположил я. – Исключительный, ты уж хоть предупреди, как захочешь меня грохнуть. – Нет нужды, – прошелестел Нэйш. – Это другое. Они кричат, Лайл. Я по-прежнему слышу их, только они больше… не умолкают. Все Девятеро и Единый в придачу, вот только этого еще и не хватало. За все пиво в мире не соглашусь послушать такое хотя бы минутку. Заглянуть в изнанку этой… мерзости на третьем уровне. – Значит, просто нужно не слушать, – забормотал я и заставил себя идти дальше. –Знаешь какие-нибудь надоедливые песенки, э? Мысленно настроился – да и поехали. Вроде как Гриз себе напевает под нос, когда в питомнике возится, а? Или можно представить себя в полной тишине – я так делал время от времени, как приходилось встречаться с любящей тещей. Смотришь, бывало, перед собой, взгляд остекленевший, а сам, значит, на берег моря мыслями переносишься. Гриз вот говорила – тоже помогает, особенно если с чинушами общаешься. Ну, или я сам могу тебе спеть, только после этого тебе придется полгодика находиться в тишине, чтобы такое переварить… Вроде бы, он слушал. Вроде бы, даже отвлекался – пока я молол полную чушь, перескакивая с пятое на десятое и стараясь время от времени поминать Гриз Арделл. Лично я был озабочен одним: скорее уйти от проклятого места, сбежать, оторваться от черных щупалец, которые тянутся следом, от дикого воя, прорастающего в кожу… От голодных вздохов, которые теперь были еще страшнее. Теперь, когда мы знали, что их издает. Дверь в резиденцию Дедули оказалась все такой же буднично-серой, укрепленной вместо замков двумя «акулами». Для «акул» стал невольной новостью факт, что двери нужно хоть изредка запирать на замки. Второй новостью для них стало то, что «скат» Тер-21 плевать хотел на субординацию. У «акул» мы позаимствовали белые плащи – чтобы выглядеть в резиденции хоть в чем-то своими. Впрочем, коридоры были пусты, навстречу все больше попадались писари да секретари с загнанными взглядами тех, кто не сможет отсюда убежать. Лестницу вниз, к «водному окну» отыскали довольно быстро. Верная крыса – неутомимый инстинкт – пихала в спину крошечными лапками, истошно визжала: «Там, беги!» Вот он – малый зал, широкий бассейн с медленным водным водоворотом… Слишком медленным. Слишком ленивым. Как будто он… – Да-да, запечатан. На нашу вторую встречу Дедуля выбрался без внучка. Но зато повязал желтый в крапинку бант на шею и надушился чем-то на редкость скверным – ладаном пополам с нафталином. И просто источал радушие вместе с доброжелательностью (счастье, что меня уже вырвало раз десять, и запасов просто не осталось). – Пришлось закрыть, ради безопасности, – развел широкими, розовыми ладонями и посмотрел ласково. – Вам в вашем питомнике легче, правда, Лайл? Не все животные хотят сбежать из стойла. Удивительно, просто удивительно. Вы все-таки освободились из Лабиринта. Прошли на третий уровень – конечно, охрану я ослабил, чтобы вы могли… осознать… но это просто феноменально. Рихард, вы, конечно, оценили все, что увидели? – Да, – отозвался Нэйш с легкой улыбочкой, танцующей на губах. – О да, вполне. Идиот, – безнадежно сказал я себе. Идиот, идиот… придурок чертов. Потащиться за ним на третий уровень, чтобы он оказался в центре этого. Чтобы чувствительность возросла. Чтобы старикашка Детраск получил то, что хотел, он же с самого начала желал получить варга, который может… – ЭТО внизу… иначе их уже не назовешь, вы, наверное, понимаете… Этим нужно как-то управлять. Сдерживать… ЭТО очень свирепо, видите ли. Сдерживать, направлять его рост. В другие пещеры. К другим корпусам. Вот ведь дурость стариковская: когда я начинал этот эксперимент, я и не подозревал, что так вот случится. А ЭТО все росло, крепло, требовало… – он понизил голос. – Требовало пищи, неудивительно, растущие аппетиты и растущие способности… Росло, значит. Они растили это – то, что ворочается и причмокивает там, внизу, –сбрасывая туда магов, оно ширилось за счет Дара каждого заключенного – и заползало в каждую щель, порабощало… Сколько заключенных нужно – чтобы ЭТО вползло и в остальные корпуса? – Господин Гроски, – ямочки на бодрых щечках Дедули так и лучились приветливостью. – Право, вот не знаю, как мне с вами-то поступить? Я, конечно, мог бы спросить у вас имя вашего заказчика, но ваш бывший товарищ мне не откажет, я уверен. Поэтому… Судьба, – мысленно вопросил я в никуда. Какого черта водного ты мне с завидной регулярностью подкидываешь разного рода героические кончины? Когда уже ты рассмотришь вариант «В восемьдесят лет, от ласк любимой женщины»? Сместился так, чтобы видеть боковым зрением Дедулю. И стоять лицом к Нэйшу, потому что мне не хотелось получать удар в спину, когда мой напарник (опять бывший, да) решит вдруг доделать то, что не успел. Повинуясь ласковому, почти отцовскому жесту начальника тюрьмы, «скат» Тер-21 плавно шагнул вперед. – Ты уж по мне хоть в голос не убивайся, – попросил я. Хотя вообще-то был твердо уверен, что Нэйш убиваться и не станет. Никаких рыданий на коленях над моими бренными останками. Слишком уж мне памятен этот взгляд – взгляд смерти, холодный и нацеленный. И эта улыбка – малость игривая и полная предвкушения. Крыса истошно завопила, когда на мое плечо легла рука. Сопротивляться сил не было, да и времени тоже, нужно же передумать кучу дуростей: что скажет Кани, кого убьет за это Гриз Арделл, будет ли это быстро, всплакнет ли по мне Аманда… – Господин Детраск, мы уходим, и вы нас пропустите. «Что?»