Кинув в сторону Нэйша ненавидящий взгляд, я отлипаю от земли. И начинаю махать руками.
— Эй! Переговоры! Эй! Хватит! Да хватит уже, оглохла, что ли?!
Ш-шурх! Я успеваю уйти от очередной огненной струи. Но продолжения вроде как не предвидится.
Вместо этого раздается девичий голосок:
— Идите к черту!
— Бойкая девочка, — умиляется Мясник (придушила б, если б могла).
— Слушай, Мартена! — ору я. — Мы не из этих! Не из охотников!
Лес хранит настороженное молчание. Я понимает, что нужно как-то вызвать доверие, но как — тут хоть убей. С животными в этом смысле проще. Главное — тон верный подобрать, а тут еще со словами разбираться.
— Ваш этот директор — скотина, да? Ну, с ним мы разобрались.
— Врите больше! — доносится после короткого молчания.
Неверный подход. Этим двоим кажется, что Пустышка-Поуг — существо всесильное. Он за ними сейчас все рати всех королевств пришлет.
Мой Дар легко подхватывает голоса из каменного убежища. Два голоса.
— Мне страшно, — шепчет трепетливый и слабый. — Они за мной, да? Они за мной.
— Прорвемся, не бойся, — грубовато отвечает вторая. — Их тут, вроде, немного.
— Жива-здорова, разговаривает, перепугана, — шепчу я углом рта и тут же опять рву глотку. — Слушай, можно мы поднимемся? Нас только двое, просто поговорить. Мы не будем подходить.
Ответа нет. Нэйш вскидывает брови — ну да, он-то защищен, а меня в случае чего тут же и похоронят. Но у меня самый лучший ответ на свете: так сделала бы Гриз. Потому я первой встаю и показываю ладони.
— Здорово, девчонки! Я — Мел. Со мной…
— Не подходите! — и тут я слышу панику в голосе у Мартены. — Не подходите! Не подходите!
Я взглядываю на Мясника. Он торчит рядом, напялив на лицо посильное выражение невинности. Красив, как принцы из сказок. Разве что костюм немного испачкал.
— Этот? Этот не двинется с места, если я не скажу. И будет молчать.
Мясник изгибает бровь.
— Заткнись, ты выглядишь как маньяк, а у них, похоже, страх уже перед всеми мужиками, — углом рта выдаю я.
— А ты представь, как мы смотримся вместе, — предлагает Нэйш, опять начиная ухмыляться.
Ах, шило мне в торец, я как-то и забыла, что запихни меня в кринолин — и все будут уверены, что туда подростка мужеску полу засунули. Меня-то все устраивает — и фигура, и короткие волосы, и куртка.
Но вот у Гриз с этим делом было полегче.
— Э-эй, я Мелони! Мелони Драккант. Не бойтесь, у меня на мужиков тоже аллергия. На этого — особенно. Но он пока не рыпается, вот и живет. Хотите — стукну?
— Это было обязательно? — цедит Нэйш, когда я как следует даю ему по плечу.
— Ну, надо ж мне их было чем-то успокоить.
И самой успокоиться до кучи. Аж как-то сразу на душе хорошо.
— Ну, видите? Мы будем тут просто стоять, — главное — не гнать. Успокоить их, снизить накал. Главное — варга нашего не спугнуть.
Так сказала бы Гриз.
— Ну, так. Я — Мелони. Рядом со мной…
— Мы знаем, кто рядом с тобой! Не подходите!!!
Бах! Рука начальства выдергивает меня из-под струи пламени. Двойной. Талантливая деваха, когда только научилась.
— В смысле — они тебя знают?! — я отскакиваю за сосну.
Нэйш стоит рядом и не улыбается, только вечные полукруги у губ не желают исчезать. Губы едва шевелятся:
— Думаю, директор все же понял, что у девочки — способности варга. Это было нетрудно. И значит, он донес до нее некоторые сведения о нас…
— О тебе, — поправляю я. Ах ты ж, вир забери того подонка. Воображаю, что он им наговорил. Самое паскудное — и придумывать мало что пришлось, так, познакомить с репутацией Нэйша. И запугать вконец, сказать, что у нас похуже, чем в пансионате…
Неудивительно, что Ильма ударилась в бега. А вторая, значит, готова не дать ее на растерзание.
— Эй, ты, хватит уже! Не знаю, что этот гад вам наговорил, только он врал, ясно? Ильма, слушай! У тебя драгоценный дар. Драгоценный, понимаешь? Ты сможешь общаться с животными. С виверрами, единорогами, алапардами. Управлять ими. Спасать то, что осталось от магии Кайетты. От настоящей магии, понимаешь?!
Нэйш смотрит на мое красноречие, высоко задрав брови. Пусть себе смотрит: я нащупываю тропу, собираю слова, действуя только по одному принципу.
Она сказала бы так.
Она ведь всегда повторяла, что дар варга — редкое сокровище.
Оказывается, если представить ее лицо и смех — слова рождаются как-то само собой.
— Только тебе нужно развивать его. Учиться. Потому что иначе это будет опасным уже для самой тебя. У нас в «Ковчеге» не лучший учитель… — тут я хватаю ртом воздух, потому что лучшая — она ушла, ушла, ушла, оставив вместо себя того, кто никогда ее не заменит, — но уж какой есть. Один остался. И никто — понимаешь, никто ему не позволит причинить тебе вред. Я не позволю. Остальные наши не позволят! Мы не дрессируем варгов, понимаешь? Мы их спасаем.
Нудная тишь. Где-то над головой тренькает бесстрашная птичка. Лес не горит от магического пламени — дымит. Влажно, потому что недавно шли дожди.
У меня почему-то саднит в груди.
Будто украла что-то, что должна была говорить не я. Взяла себе ее слова, ее тон, ее голос.
Ее ношу.
До этого момента мне было наплевать — как именно Нэйш обучает молодых варгов. Мое дело — питомник. Но теперь я понимаю, что действительно — не позволю.
— Я ей не верю, — шепчет слабенький голос там, за камнями. — Мне страшно, давай сбежим…
Мартена отмалчивается. Потом окликает.
— Эй, как тебя, Мелони… — я кривлюсь, но терплю полное имя. — А меня вы собираетесь — назад к Поугу? Вам же только варги нужны?
— Пойдете вместе, — говорю я. — У нас не только варги. Еще питомник. С твоей способностью лупить огнем — точно пригодишься.
Плевать мне, как Нэйш будет улаживать дипломатические проволочки. Тем более — после его прощания с Поугом ему в пансионате что угодно отдадут. Хоть и заплесневелую девственность дамы-воблы.
— Ну что? — говорю я и делаю пробный шаг вперед. Маленький шажок. — Ну, как? Вы там подумайте. У нас еще никто не жаловался.
Прислушиваюсь. Два голоса за камнями спорят.
— Слушай, мне кажется, она не врет.
— Нет… то есть, врет… ты же слышала, что директор сказал…
— Да в вир директора! Ну, хватит ныть уже. Хочешь — оставайся. Или возвращайся вообще. А я б посмотрела этот питомник.
— Тена… послушай… постой… мне как-то странно… мне плохо рядом с ними…
— Да тебе все время плохо, плакса! Ну, идешь или нет? Эй, Ильма! Ильма!
Ответного голоса нет. Только вздохи, прерывистые, судорожные. Я поворачиваю голову к Нэйшу, готовясь сказать…
И тут яростная огненная полоса говорит все за меня.
— Это вы сделали!!
Все. Оправдываться бесполезно, девка в неадеквате. Лупит так, что наконец учиняет лесной пожар, огонь начинает скакать по кронам.
Остается одно, оно и происходит.
Я уж и забыла, что Нэйш при надобности умеет двигаться быстро. Он шагает в полосу огня, защищенный своим амулетом, пробегает оставшееся расстояние, перепрыгивает раскрошенную временем стену. Я не отстаю. Потому что дурочка-Тена — она кое-для кого ненужная деталь. Он может убрать ее с дороги слишком эффективно.
Поэтому я вырываюсь вперед и с риском для жизни сношу Тену с дороги, как раз когда она собирается в очередной раз прицелиться. Открытой ладонью даю оплеуху и шиплю:
— Не рыпайся, твоя подруга умирает.
Ильма — худенькая, полупрозначная — бьется среди иглицы и земли в судорогах. Светло-русые волосы разметались, в глазах — зелень трав, и кустов, и разводы драгоценных камней.
Зеленоглазый варг. Гриз была такой.
Гриз, которой нам сейчас так не хватает.
Которая так хорошо умела контролировать свои силы — а вот глупышка этого не умеет.
Сейчас она уйдет в ближайшее к ней животное. В игольчатого волка, в виверру, в мантикору — что первое встретится. И это будет не нормальным слиянием, когда варг внушает, советует, направляет. Она просто займет тело, выдавив оттуда разум. Безвозвратно.
Вот только поблизости нет животных: распугал пожар. А значит, она будет метаться и искать, искать и метаться, заблудится — растеряется, не сможет выбрать… И уйдет окончательно.
Бегство.
Конец.
Милосерднее ее убить, чем оставлять вот так, только телом с ушедшим в никуда разумом.
— Конец, — говорю я.
Нэйш опускается рядом с девочкой на колени. Щупает шею, смотрит в зеленые глаза.
Упирается открытой ладонью ей в грудь — и я вижу, что от его улыбочки не осталось следа.
Губы собраны в узкую точку, глаза широко открыты, на висках набухают вены, проступают на щеке рубцы от давнего ожога.
Он словно убивать собрался.
Но он собрался не убивать, он собрался хуже… он собрался — за ней, туда.
Куда?!
— Что нам делать? — выкрикиваю я, понимая, что останавливать его поздно.
— Кричите, — бросает Нэйш, и из-под век вырывается синева.
Холодная, в которой нет ничего от цвета василька или июльского неба. Синева рисует морозные разводы в широко раскрытых глазах. Забирает в себя светло-голубой лед и насыщает его красками.
Зелень и синева схлестнулись в поединке.
— Зови подругу, — я трясу Тену, хотя она и без того трясется. — Зови, кричи, чтобы слышала!
Чтобы замедлилась. Чтобы не ушла.
Потому что она сейчас бежит там, по тропам, где мне не взять ее след. Окруженная неясными шепотками. Гриз говорила — там, на этих тропах, нужно тщательно выбирать пути.
Гриз не рисковала, она всегда предпочитала стоять напротив животного в момент слияния.
Гриз не шла в пустоту, но, наверное, шагнула бы — если бы вдруг увидела бьющуюся в конвульсиях девочку.
— Эй, Ильма! Ильма, эй! Это я, Тена! Слышишь? Ильма, давай, возвращайся, эй…
Девочку, которую зовут отсюда. А она, может, и не слышит, она же несется по вязким, зыбким тропам. Потому что чует за спиной погоню.
Неспешную, расчетливую поступь, полную морозной синевы.
И она бежит и бежит, и ее грудь дергается все слабее, и я почти вижу, как она перепрыгивает с тропы на тропу, и проваливается, и смиряется: пусть лучше затянет — чем-то, что там, за спиной…
Но тот, что за спиной, — не отстает. Он хищник упорный, он не потеряет добычу. Девочка кричит и отбивается, тропы свиваются в коварный водоворот, но это — то, что гонится — вдруг хватает ее и швыряет…
Куда, Ильма, куда?
Навстречу крикам, которые долетают все глуше.
Девочка кричит, захлебывается кашлем и опять кричит. Глаза у нее становятся серыми — обычными. Очень испуганными.
— Тихо, — говорю я, — тихо, спокойно. Ты здесь, тебя не тронут. Уже все кончилось.
Ильма в ответ начинает рыдать. Вцепляется в меня тонкими пальчиками и колотится.
— Кончилось, — говорю я и передаю ее Тене, которая понимающе кивает и принимает девчонку в объятия.
Две не-подружки испуганно всхлипывают и косятся на меня.
Может, понимаю, что я лгу. Что ни черта-то еще не кончилось.
Глаза Мясника все еще полны синевы. Лицо спокойное, дыхание тоже, только вот он не здесь.
И с каждой секундой будет уходить дальше.
«Кричите» относилось не только к Тене.
-Эй, Мясник, — в горле начинает першить от дыма, пожар разрастается. — Эй, разоспался, как принцесска. Давай, очухивайся уже.