Ну да, не нападают первыми. Если не подтолкнуть, не направить…
Зная этих Варрантов — они и подтолкнут, и направят. Они уже там, где нужно. Держат руку на пульсе, готовятся сказать «фас».
«Неудержимы в бешенстве», — смотрит на меня коротенькая заметка, написанная рукой Гриз Арделл.
Я ни разу не видал альфина, который учуял бы кровь варга. Не довелось. Но не сомневаюсь, что с ними будет как и с остальными животными: достаточно опутать алыми нитями вожака — и за ним вниз, с плато, на ярмарку кинутся остальные.
Последний день. Закрытие. Танцы.
Поздно с кем-то связываться. Я попытался сразу, как вбежал в кабинет, но Сквозная Чаша молчала: на Ярмарке не ждут нападения, там празднуют, они даже не знают — с какой стороны, а десять бешеных особей альфина просто снесут большую часть ярмарки с лица земли. Уводить людей — кто разрешит? Кто послушает, поверит в эту больную идею?
Значит, обращаться к нашему покровителю, Тающим, Службе Закона, охране ярмарки — смысла нет. Это все равно, что посигналить: «Эгей, ребятушки, вот вам ценные цели!»
Да и потом, десяток этих тварей — все равно что лавина, кто и чем их остановит?
Только разве что варг.
Туц-туц-щёлк! Мне довелось постоять за эти годы за прилавком не раз и не два, так что не впервой считать — что дороже.
Кто дороже.
Щёлк.
Рихард, может, и не откажется прогуляться на то самое всхолмье, только вот такая прогулка его сделает покойником. А его нельзя делать покойником, хотя и очень хочется: некому будет находить новых варгов, обучать их… Эвальд Хромец сказал бы, что Нэйш — штучный товар, а потому его нельзя разменивать на сотню других…
Щёлк-Щёлк.
Магов, да. Пусть будет сотня, хотя я-то думаю, что на самом деле там будет больше, да еще заповедное плато станет местом для паломничества охотников, альфинов истребят… Но пусть будет сотня ничего не подозревающих гостей ярмарки.
Сотня. Но если Нэйш умрет — как бы нам не заплатить гораздо дороже.
Щёлк-щёлк-щелк. Откуда мы берем варга, когда нужен варг? Оттуда, где он есть. Нэйша у меня нет, зато ученички никуда не пропали — старшего он обучает месяца три, хоть какие-то навыки должны быть. Один — ненадежно, два — зыбко, нужно брать не менее трех, да и то, ясно, что они не смогут повернуть эту лавину вспять. Да они этих альфинов, хорошо, если на картинке видели. Очень может быть, когда придется увидеть такую тварь вживую — у них и колени-то провиснут.
Щёлк-щёлк…
Но ведь есть же такая штука как кровь варга. И если вдруг просто так не получится… то кровь еще троих варгов может убрать контроль вовсе. Альфины взбесятся — да. Но, может, и не кинутся вниз, на ярмарку. Будут себе скакать по своему плато.
Клац.
Варги, понятное дело, не вернутся живыми. Да и я с ними — как тут без меня-то, кто-то же должен рискнуть и попробовать удержать ту бучу, которую я планирую устроить. Ну, и…
Костяшки под пальцами скользят бездумно и быстро. Быстрее тиканья часов.
Щёлк. Жизнь истинного варга. Щёлк-щёлк. Жизнь сотни ничего не подозревающих магов. Щёлк-щёлк-щёлк, трое учеников и бывший законник в придачу.
Счеты всегда всё расставляют по местам.
Пока я шёл по питомнику — в голове крутилась ярмарочная песенка. На веселенький мотив.
Стукают, счетики, стук-стук-стук,
Время, стучат, подводить черту.
Крыса молчала. Размышления и терзания я решительно отсылал в омут болотный. Свою подлость лучше осознавать на том свете — к тому же, там и времени как-то побольше.
Ученички отыскались у загонов с грифонами и вид имели подавленно-загнанный. Немудрено: от крайнего загона доносились сладкозвучные рулады Мел: «Сейчас сама это жрать заставлю!» — наверное, кто-то с кормежкой напутал.
— Тибарт, Дайна и Эв — со мной, — распорядился я. — Остальные — скажете Мел, что я их забрал.
Оставшиеся ученички пали духом прямо на глазах. Избранные вперились в меня влюбленными взглядами — спас, как же.
Хотя кто там знает, может, если бы пришлось выбирать между смертью и обучением у Мел — они бы как раз смерть и выбрали. Только и осталось, что утешаться этой мыслью.
— Прогуляемся кой-куда по делам, подробности после, — только и бросил я, пока мы шли к ближайшему выходу с территории. — Ответственное задание, только для варгов, Нэйш в курсе и подтянется позже.
Чуть удержался, чтобы не сотворить знак отмены — так ведь и накликать можно. В конце концов, у исключительного была карта. Так что он тоже вполне мог заинтересоваться — а почему это там знак альфина? И сделать такие же выводы.
Аманда, например, их сделала, потому что перехватила нас уже почти у выхода за ограду: мелькнул цветастый платок, и её голос тихо окликнул:
— Альфины, мой сладенький?
Ученичкам я махнул рукой: идите, догоню, вам до ближайшего водного портала ещё минут пять шагать. Остановился, подождал — пока она выскользнет из тёмно-зелёных зарослей.
У Аманды — тугие черные локоны, которые лезут на лоб из-под цветастого платка. Бисеринки пота на лбу, изломанные дуги-брови, раскрасневшиеся щёки и чересчур блестящие чёрные глаза. Ещё у Аманды-целительницы из народа нойя — острый ум и очень неприятная проницательность.
Вот чего стоило не догадаться — какое я решение приму. Так нет же.
— Что это ты решил, мой пряничный? Что убьешь этих детей и умрешь сам — ради этого…
Дальше — на языке нойя, жаль, что мне не светит теперь его выучить. Но по жестам понятно, что Рихард успел здорово допечь Аманду, пока она занималась его драгоценным здоровьем.
— Исключительному нельзя помирать. Он, конечно, редкостный… — тут я пропускаю слово, — но он еще и редкий, чтоб его в омут. Так что…
— А тебе можно?!
Ну, не знаю, вот судьба полагает, что не просто можно, а прямо показано. Потому что время от времени впихивает меня вот в такие убийственные ситуации — и ожидает, позевывая: да когда ж уже…
— А я выплыву, — от моей беспечности даже весенний ветерок стонет по-звериному. — Я, знаешь ли, жутко живучее существо, я даже стряпню бывшей тещи переваривал. Хотя над ней мухи в пролете дохли. Над стряпней, а не над тещей, конечно, хотя…
Наверное, нужно было сказать что-нибудь более трогательное. Ну, или там, героическое. Двинуть, например, пафосную речь о моем долге по защите начальства, которое является по совместительству единственным наставником варгов и единственной их надеждой. Встать в позу — и так понести, чтобы в носу защипало, и глаза заслезились, и в голове прозвучали аплодисменты толпы.
Но цель и так достигнута: Аманда от моей беспечности временно онемела, так что надобно дожимать.
— Потряси зятька: пусть наводит шум на Ярмарке. Находит Лейда, вызывает Шеннета… Пусть убирают Ярмарку. Уводят людей, выстраивают заслоны. Если еще есть время. Да, и еще — Рихард взял карту, так что если он вдруг решит отколоть что-нибудь особенно самоубийственное — держать его придется тебе.
Аманда полыхает глазами, теребит край платка. Кажется даже — по физиономии мне сейчас заедет. Да ладно, я б себе сам заехал, если бы мог.
— А если я решу его не удерживать? — голос у Аманды — мягкая удавка.
— Тогда моя душа будет обречена в Вечном Омуте на жуткие муки — потому что Нэйш будет пудрить мне мозги и на том свете. Ты что, хочешь, чтобы я там оказался в такой компании?
Аманда явственно полагает, что я именно этого и заслуживаю. Вечность в обществе Рихарда Нэйша — и пива мне не давать, чтобы еще страшнее было. Но она говорит только:
— Я спою тебе потом. Когда вернешься.
Что там еще говорят в таких случаях? «Скажи дочке много теплых слов от моего имени»? «Передай зятьку, чтобы заботился о ней»? «Не дай Рихарду Нэйшу надругаться над моим мертвым телом»?
— Булочки меня бы тоже устроили, — говорю я и подмигиваю. — Побольше изюма.
Потом разворачиваюсь и бегу догонять своих варгов, которые, чего доброго, без меня отправятся через водный портал в неведомые дали.
На душе одновременно паскуднее и спокойнее, чем было до того. Спокойнее — потому что я теперь знаю, что Рихард Нэйш под присмотром.
Паскуднее — потому что у меня есть стойкое ощущение того, что я сегодня не попробую булочек. И не услышу обещанную песню.
И я знаю, что Аманда не смотрит мне вслед — чтобы было легче уходить.
Но от этого не легче.
====== Сердце варга-3 ======
ДИАМАНДА ЭНЕШТИ
Две вещи лежат на моих ладонях. Два груза. Два выбора.
Серебристая жидкость плещется в хрустальном флаконе и чуть заметно пульсирует: «Тук-тук, тук-тук». Живая.
«Песнь сердца» — эликсир на крови единорога, который я готовила три последних дня.
Бирюзовый камень лежит на второй ладони — тускл, пока не стиснешь в пальцах.
«Клетка Таррона» — древний артефакт целителей. Один мужчина хотел заплатить им за ночь любви со мной. Я забрала артефакт и расплатилась лишь песней, и тогда он послал ко мне убийцу — воина Меча, который не исполнил своего задания. Хозяин артефакта не дождался назад своего камня и умер от яда. А с тем убийцей у меня были славные ночи, пока его не казнили.
Два груза. Два выбора.
Две песни на моих губах — пропеть какую?
Погребальную, — шепчет весенний ветер, плачут росою травы. Все равно погребальную, только — кому?
Я знаю, кому.
Белый росчерк там, под окнами. Он стремителен, он торопится: ему нужно найти Мел, чтобы спросить: почему на карте обозначен альфин? Чтобы понять. И чтобы узнать, что три ученика займут его место. Три ученика и один Лайл Гроски.
Три короткие песни, одна длинная. Обрываются — нет, не оборвутся, оборвётся другая.
Я не бегу за Десмондом, не приказываю ему, чтобы он отправлялся на Ярмарку, чтобы вызывал Шеннета, я даже не взываю к Перекрестнице.
Я беру на ладони оба груза, обе ноши — и они покорно идут со мной к нужной комнате. Когда иду убивать.
Лайл Гроски плохо выбрал того, кому — держать и беречь.
Нойя берегут лишь то, что дорого им самим. Нойя не умеют измерять важность ничем, кроме себя. Не умеют отдавать дорогих — за тех, к кому безразличен.
Я улыбаюсь и шепчу себе по пути, что у меня — две песни и два пути, хотя на самом деле — один.
Он должен зайти в поместье — как иначе? Проверить — вдруг Лайл еще не ушел. Может, отдать какие-то распоряжения Десмонду или Кани. Или просмотреть карты — прежде, чем уйти туда, откуда не вернется. Хотя бы взять несколько монет за пропуск в водном портале, хотя бы набросить плащ.
И я даю ему опередить себя и шагаю в его комнату, когда он уже застёгивает плащ, попутно бросая в Сквозную Чашу на своем столе: «Освободите портал, который ближе всего к пещерам, мне всё равно — как».
— Куда-то собрался? — мурлычу я, и две возможности бьются в моих ладонях.
Рихард вскидывает глаза и улыбается почти правдоподобно, и прогоняет с лица все следы спешки.
— Маленькая отлучка, Аманда. Ничего особенного. Есть кое-что, что Лайл должен знать.
Он собирается умирать так беспечно, что мне хочется подтолкнуть его в спину, и погребальная песнь легче бабочки вот-вот сорвётся с моих губ, но я только киваю и спрашиваю:
— Альфины, правда, золотой мой?
И взгляды наши переплетаются, словно корни деревьев, и в моем он может прочитать открытый путь к смерти. Щурится, кивает удовлетворенно.