— Чт…
— Научить, как нужно. Группе необходим устранитель, Кани. Последние три охотника, которых мы взяли на должность… проще говоря, они не справились.
Какие это три охотника? Что-то я никаких охотников не видела. Или это те, о которых папашка что-то такое кричал. О том, что пирожок с ливером справится с гарпиями-людоедами лучше. Если, конечно, это как следует протухший пирожок с ливером.
Но что-то я отвлеклась, пока я сижу на скамейке и в голос ржу. И болтаю ногами. Вся такая… рыжая, девятнадцать лет, в голове — ветер и немножко относительно мужественной физиономии моего жениха. А мне тут вроде как предлагают стать устранителем группы. Не мысль — золото с брильянтами.
Нэйш смеется со мной, но взгляд у него — холодный и пристальный.
Охотится потому что.
И тут до меня доходит.
— Стоп, то есть ты сейчас серьезно?! Мне, да? Да, точно, я ж самая для этого подходящая персона! Слушай, а мне нужно будет… ну, не знаю, отрабатывать особый взгляд? Или заводить коллекцию бабочек? С какого ты вообще решил, что я… — Потому что ты хорошо владеешь огненным Даром. Мгновенно принимаешь решения. Быстро определяешь уязвимые точки — инстинктивно, это самое важное. Думаю, небольшого обучения… Ага-ага, вот прямо пройду ускоренный курс «как грохнуть любую зверушку за пять минут», мне торжественно вручат оружие-артефакт — наподобие этого дарта. И пойду я мочить направо-налево — ух, прячьтесь от меня все, от единорога до мантикоры. Аскания Великая и Ужасная грядет. Вас от нее еще не тошнит? Меня вот — уже да. — Я тебе говорила, что ты чокнутый? — Нет, — Нэйш неспешно ведет пальцем по лезвию, а мурашки почему-то бегут по моей коже. — Ты мне пока этого не говорила. — Считай, сказала. Слушай, вот мне интересно — о чем ты вообще думал, когда шел со мной об этом разговаривать? Что я заору от радости: «Ух ты ж, мне предложили должность моей мечты! Рихард, родненький, учи меня скорее, я аж трясусь от желания поскорее начать! Давай грохнем еще кого-нибудь, ну, кроме Лютика и Пушинки, а то руки прям чешутся. Мне будет, что рассказывать моим детям, которые у нас с Десми когда-нибудь будут!». У Нэйша восхитительная способность — с него все как с гуся вода. Я тут ору, размахиваю руками и всячески извращаюсь в фантазиях — о чем он мог думать. Он слушает меня, чуть склонив голову и поглаживая лезвие дарта так, будто кровь с него стирает. — Думал, — говорит потом так, будто слышал только начало моей внушительной речи, — думал о том, что знать свое призвание — это такая редкость. Думал о том, как ты нужна группе, Кани. О том, что нужна мне. Девяносто девять женщин из ста, услышав это «нужна мне», да еще произнесенное таким тоном — грохнулись бы со скамейки и забились бы в экстазе. Ну, я-то знаю, что в устах Нэйша это вроде как «Мне сейчас нужен нож, кого-нибудь зарезать. Где он там подевался?» — А с тобой-то что? У тебя ж в деле устранения такой опыт, тебе это к тому же и нравится, так что ты вполне себе можешь продолжать в этом смысле… — Правда? Продолжать? Да, наверное, я мог бы продолжать, в конце концов, мне действительно это по вкусу. Ощущение безошибочности в тот момент, когда наносишь удар… — голос у него соскальзывает в шепот. — Превосходство. Власть. Чувство того, что на кончике твоего оружия — жизнь, которую ты мог бы и не отнимать. И собственная правота. Грань, на которой смерть становится искусством… В чем дело, я кажусь тебе чудовищем, потому что говорю об этом открыто? Распространённое мнение, ты можешь спросить Мел. Я вообще, наверное, кого угодно могу спросить. Здесь о Нэйше примерно у всех одинаковое мнение. У Гриз, наверное, было другое — она же оставила его зачем-то вместо себя. — И ты, значит, думаешь, что я такая же? — Нет, — он проводит пальцем по моей щеке, будто примериваясь — рисовать или нет и шепчет: — Ты другая. Ты не будешь наслаждаться этим — ты будешь чувствовать отвращение. Горечь. Сожаление. Раскаяние. Не знаю, что из этого — для меня это как-то несвойственно. И усмехается, и мне не нравится, как он на меня смотрит. Будто решил наколоть на иголку и засунуть под стекло, в рамочку. Редкий экземпляр. — Но в конце концов — кто тебе сказал, что призвание должно быть приятным? Призвание, как же. Всю жизнь думала, что у меня особое призвание — бесить окружающих. Чтобы им жизнь серой не казалась. — Я не жду ответа сразу — просто обещай, что подумаешь. Ты создана для этого, поверь мне. Когда я увидел сегодня, как ты… — Что значит — увидел?! — тут уж я подхватываюсь со скамейки. — То есть, ты не шатался черт-те где, а стоял поблизости — и не ударил сам? Какого…
Нэйш вскидывает брови. Вечные полукруги у губ врезаются чуть сильнее.
— Я почувствовал пробуждение варга…и, Кани, не мог же я убить керберов на глазах у мальчика. Под вопросом бы оказалось его обучение. Если бы его будущий учитель на его глазах устранил бы его питомцев, я не думаю… в чем дело, Кани? — Нэйш, ты мастер переговоров, — говорю я легко и как будто даже и радостно. — И вот что я тебе скажу… Тут я все-таки посылаю его на тот самый изобретательный адрес, который выяснила у Мел.
====== Боль варга – 2 ======
Вечер у нас проходит под негласным девизом: «Я ненавижу Рихарда Нэйша».
Во-первых, Аманда как-то узнает, что он поручил опеку над мальчиком Мел. Какими способами Нэйш избежал отравления — этого слухи до меня не донесли, но варги-ученики что-то шепчут по углам о появлении разъяренной целительницы «как из-под земли» на очередном занятии. Чаще всего в рассказах повторяются упоминания ядов. И бюста Аманды (это — в мечтательном смысле). Во-вторых, сама Мел не в восторге от этой самой опеки. Мальчик, конечно, пока не встает и все разговаривает со своими керберами, но Мел-то что. За компанию она еще и меня ненавидит. Шипит при встрече и предупреждает, чтобы я к ее обожаемым зверушкам из питомника и не совалась. В-третьих, это, конечно, я — которой Нэйш вроде как предложил занять его почетное место на пьедестале самых презираемых людей в группе. Не скажу, что мне очень надо было рыдать по такому поводу у Аманды в лекарской, но оно как-то само собой получилось. Ну, правда, я рыдала только по этому поводу, там еще был этот самый прилипчивый зов: «Лютик! Пушинка!» И вообще, вот убьете кого-нибудь в первый раз — и вам станет понятнее. Ну, а Аманда понатащила каких-то чаев и настоек, снабдила это все сладкими плюшками, которые на меня всегда действовали просто убойно — и я ей как-то незаметно все поведала. После чего была поглажена по головке с милой улыбочкой. — Наш дорогой Рихард слишком склонен добиваться того, чего хочет, — проворковала Аманда и всучила мне еще плюшку. — Ну, ничего… И тут уже случилось в-четвертых и в-пятых, потому что Аманда поговорила с папиком и Десми, которые как раз заявились со своего рейда с новыми трофеями в виде выводка мелких пушистых и редких яприлей. Громыхнуло знатно. — …моя дочь, Рихард! — доносится до меня через уймищу стен, а я внимаю в мягком удивлении, ибо была уверена, что папик так орать не способен в принципе. — К чертям объяснения! Такого… несмотря ни на что… от тебя не ждал! Зря, очень зря. Как это можно чего-то не ждать от Нэйша. Я вздыхаю, вылезаю из постели, в которой вознамерилась просидеть где-то пару лет. Прокрадываюсь по холодным коридорам туда, где мой папенька решил выплеснуть на начальство свои отцовские чувства лет за последние лет десять, наверное. Осмотрительно выбрал для скандала пустующую комнату. Но вот не прикрывать дверь — это, я вам скажу, головотяпство. — Ей девятнадцать! Девятнадцать, понимаешь?! Она замуж собирается, а ты собираешься отобрать у нее все! Молодость, счастье, семью — все! Эк, патетично-то как. Хотя руками папик машет не пафосно. Наверняка еще красный и надувшийся, жаль, лица не видно: в пустой комнате темно. — Мне кажется, ты слегка преувеличиваешь, Лайл. — Да ну?! Наверное, это потому, что я насмотрелся на то, какой ты не по годам жизнерадостный. И как у тебя все чудесно на личном фронте. — Не могу сказать, чтобы я жаловался… — Какие жалобы, ты у нас воплощенное счастье. Нэйш, не могу сказать, что навидался таких как ты — ты у нас уникум — но тех, кто убивает, я видел. Знаю, что это делает с людьми. Если ты еще раз заведешь об этом речь в отношении Кани… — Так предложи мне другого, Лайл. Найми людей, найди кого-нибудь. Мы не можем не отвечать на вызовы, а нападений на людей в последнее время все больше. Людоеды среди виверр и гарпий появляются слишком часто, и я не знаю, сколько я… Брякает какая-то глина. Наверняка Лайл Гроски приперся на переговоры с кружкой. Или с пирожком — на ночь глядя. — Стало хуже? — Я уже говорил тебе, что не… всегда чувствую разницу. Пока что я пропускаю это через себя. Иногда приходится не пользоваться дартом — артефактное оружие иногда слишком хорошо ощущает настрой хозяина. А когда каждый раз знаешь, что будет… Хуже другое. Я начинаю промахиваться, Лайл. Из-за того ли, что мне приходится делить это с ними, или из-за чего-то еще… не могу объяснить.
Ой, Боженьки. У Рихарда Нэйша проблемы на убивательском фронте? Интересно, а он пытался от этого лечиться? Ну там, сходил бы к Аманде, попил бы зелий, или к морю бы съездил, отдохнул бы на песочке. Хм, до седины в бороде он не дожил, так что на это списывать рано…, но надо будет притащить к нему какую-нибудь деваху и выдать во всеуслышание: «Слушай, может, бабу бы тебе? А то ходят слухи, что с того момента, как нас покинула Гриз, ты что-то меньше сражаешь женщин направо-налево своей неотразимостью. Кто там знает, может, это влияет?»
Папик сопит и что-то там, видно, думает. А я переминаюсь с ноги на ногу и размышляю — мне-то Нэйш почему не сказал? Нес что-то такое о предназначении и удовольствиях.
Или, может, я как всегда пропустила мимо ушей.
— Что будет, когда ты промахнешься? — наконец спрашивает папик.
— Я не знаю. Правда не знаю, Лайл. Может быть, я просто соберусь и повторю удар. Но если моя теория верна — я невольно потянусь за моим настоящим оружием. А тогда…
— Так сделай так, чтобы не промахиваться! — отзывается папаня со скрежетом зубовным. — Значит, тебе придется лучше овладеть Даром. Или контролировать себя. В общем, разберешься — что там тебе надо, в ее сторону смотреть не смей, иначе… мы покинем «Ковчег». Нэйш, черти водные, я найду тебе охотников, найду кого угодно, просто оставь ее в покое. Я понимаю насчет твоей должности и того, что «Ковчегу» сейчас нелегко…, но не мою дочь, Рихард… пожалуйста, не мою дочь.
Как бы мне тут в холодном коридоре не прослезиться от горячего наплыва дочерних чувств. Ну, или потому что у меня ноги замерзли прямо люто.
— Я постараюсь не промахиваться.
На этом моменте я решаю, что слушать дальше — только впечатления портить. Собираюсь было вернуться в комнату, но вовремя замечаю, что под дверью с полной решимостью физиономией торчит мой ненаглядный женишок. Зубы сцеплены, кулаки стиснуты в намерении меня защищать.
Остаток ночи я осмотрительно скрываюсь от серьезных разговоров на чердаке.
На следующее утро сматываться от Десми получается куда лучше — в конце-концов, я-то изучила все окрестности как следует. Не то что я не хочу его видеть, он у меня совершенно чудесный остолоп со своими якобы проницательными взглядами и мужественной челюстью бывшего законника. Но если он разразится чем-нибудь вроде: «Все, собирай вещи, мы уезжаем далеко в горы Севера», — я его чего доброго прибью. А если он начнет мне запрещать видеться с Нэйшем — я чего доброго выйду замуж за того же Нэйша, из чувства противоречия. Словом, только мой любезный начинает меня жизни учить — в меня прямо демоны какие-то вселяются.