Зимние угодья Драккантов. Фейхеант, Морозный Надел — вот как это называлось, раньше принадлежало Венейгам, так что сюда из их поместья ведет прямой водный портал… В одну сторону. Не чета тем «водным окнам», которые позволяют пройти куда угодно: прыгнешь в него — и вытащит только сюда, а прыгнешь в него отсюда — разве что в воде набултыхаешься.
Вода. Сквозник. Достаю из кармана голубоватый кристалл, заглядываю в воду вира — вода чуть покачивается и выглядит мертво. Одна попытка. Ладно, все равно воды тут в округе больше нет.
Сквозник летит в «водное окно». Шепчу: «Ковчег»… «Ковчег… Поместье Лис» — но там только колышется вода. Может, две магии наложились друг на друга, не знаю. Или сквозник, зачарованный на охлаждение, отказывается нормально работать на морозе — бывает такое.
Доставать сквозник не лезу: глубоко, внутри печет, и есть дела поважнее. Бывала я в Морозном Наделе. Через этот портал тоже ходила — в компании старого егеря Олли. Мы закутывались потеплее, брали соль, пропитанную зельями и шли раскладывать ее в лесу — подкармливать хтурров, снежных антилоп. «Зима холодна, фейхи злы, а им подмога», — шамкал старикан, улыбаясь, а хтурры появлялись из-за деревьев — рога как морозные узоры, шкуры белее снега. Мелькали тенями — «они запомнят твой запах, у них память — на века». Уносились пугливым ураганом.
Потом, уже без Олли, я сюда тоже приходила. Только шла обычно через второй портал — двусторонний, в поместье Драккантов. Черчу пальцем по памяти на снегу: надо дойти до леса — там охотничьи угодья, потом по звериной тропе на восток, в холмы, потом бугристая ледяная пустошь, потом старое захоронение Драккантов — Усклепье. Здоровый за четыре часа, может, и управится. Мне не светит.
Кое-как поднимаюсь на ноги, сгребаю сумку. Ковыляю к лесу — тысяча шагов, ч-черт. Надо успеть. Обычное ухо не услышит, а мой Дар доносит — в воздухе тонко звенит Песнь Голода фейхов — морозных гиен. Пока что не Песнь Охоты — и за то спасибо. Может, час у меня и есть, пока они обнаружат гостя и не соберутся в стаю больше двадцати — чтобы расхрабриться и напасть.
Внутри при каждом шаге такой жар, что костер запалить можно. По бедру сбегает горячая струйка. Дар чутья забивается запахом моей же крови — плохо, не почую фейхов, если что. Четыреста шагов. Остановиться, сделать пять глубоких вздохов. Пошла.
Чего Стервочке не хватало? Вроде как, я накатала отречение по всей форме. Наверное, какая-то муть с наследованием. Или что-то в этом роде. Никогда не разбиралась во всей этой многотомной чуши. Прямо удивительно, как это Лэйси осмелилась меня пырнуть. Тут воняет подонком Оттоном — ничего, с этим я поквитаюсь, как только выберусь.
Семьсот шагов. Десять вздохов. Песнь Голода — песнь льдов. Морозных гиен нет у нас в питомнике: они не переносят тепло. Раз одну вызволили от торговца — так Пухлик замаялся клетку охлаждать, все попрекал, что он тут распорядитель питомника, а не охладитель гиен. Говорят, здешние наледи так и образовались: тут водились бессчетные стаи морозных гиен, и все они создавали холод, а умирая, превращались в лёд — ну да, Пустошь Фейхов то еще местечко, заставляет верить.
Лес. Мелькают между деревьями осторожные тени — снежные антилопы. Подручные Снежной Девы, которых она впрягает в свою колесницу. И которых посылает рисовать рогами узоры на окнах. И создавать сосульки ударами копыт.
Сказки, конечно, хотя хтурры — красивые. Вон, выглядывают из-за деревьев.
— Привет, — говорю я тихо, — сейчас, погодите-ка…
Печенье и соль в сумке мне больше не пригодятся. Выбрасываю в снег, пусть подберут. Прислоняюсь к сосне, отдыхаю. Теперь нужна поляна. Чтобы с кустарником.
Проплешина находится быстро, и я начинаю набирать топливо. Живот печет все сильнее, и дыхание сбивается, но или так, или меня сожрут.
Морозные гиены, фейхи — всегда голодны. Рождаются они из своих нор во льду быстро, в помете — до пятнадцати особей. А на антилоп не особо поохотишься: хтурры осторожные и быстрые, попробуй еще загнать. Так что временами фейхи едят друг друга. Или падаль. Или сов-падальщиц. Или тебя, если зазеваешься.
В отдалении — резкий взвизг: разведчик зовет своих. Обнаружил следы крови. Поздно, голубчики, я уже почти выложила круг, только в ушах что-то стучит, опять нужно отдышаться. Пока соберетесь, я наберу побольше топлива…
Пальцы мерзнут, митенки не спасают. Подбираю сучья, ломаю ветки, мороз кусает за щеки. Не такой уж и сильный: две ступеньки из пяти, не больше, пока что я его почти не чувствую. Набираю топливо, отдыхаю, снова набираю, время от времени прислушиваюсь — Песнь Голода становится явственнее и сильнее, потом перерастает в Песнь Охоты. Потом из-за деревьев начинают высовываться морды разведчиков.
Видали фейха когда-нибудь? Сутулые, плотно сбитые, в холке фута два — два с половиной. С плотной шкурой, на которую будто бы налипли мелкие сосульки — на самом деле эти сосульки из неё растут, приспособление для маскировки. На бегу фейхи задорно позвякивают. Уши — круглые, прижатые к голове, маленькие глазки и вечно жадно приоткрытая пасть: а чего бы скушать?
— Ну, извините, обеда тут нет, — говорю я хмуро. Пока разведчики не осмелели, зажигаю маленький костерок — за деревьями намечается визг, вой и испуг. Начинаю лепить снежки и готовить головни — чтобы было, чем швыряться.
Фейхи трусливы. Пока не убедятся, что добыча без сил, не бросятся. Могут, правда, и броситься, если наберется полсотни штук.
Голова тяжелеет, рана жжется при каждом движении, пальцы становятся вялыми и неточными — грею их у костерка. Спрашивается — на кой я всем этим вообще занимаюсь? Если до ночи в питомнике не спохватятся и не отыщут, куда я подевалась, — все. Ночью мороз перейдет на третью, а то и на четвертую ступень, фейхи расхрабрятся, кровь… она вообще собирается останавливаться? Пора бы. Я не смогу поддерживать даже маленький костерок, и тогда уже всё.
Но надо же чем-то заниматься, а не помирать кверху лапками.
Ха, могу поспорить — если Грызи таки узнает, кто в этом виноват, она от Лэйси и ее поместья мало что оставит. Ну, хочется верить.
Времени проходит — с четверть часа, может, больше. И начинается. Дзынь-дзынь-дзынь — за каждым деревом. Будто стая буйнопомешанных музыкантов набежала. Отрывистое тявканье: «В атаку!» — «Да сам иди, там огонь» — «Да ладно — огонь, там еда…» И наконец-то дзынь-дзынь-дзынь все ближе… ближе… Тявканье, черноватые разинутые пасти. — Привет, — говорю, отправляя в их сторону первую головню. — Ай-ю-ю-ю-ю! — разражаются фейхи от такого коварства. Пробуют все вместе обойти с тыла — вдруг там нет огня, а только еда? Получают головню. Пробуют еще. Получают снежок, но думают, что это головня. Еще попытка. Еще попытка. На редкость упертые создания. А может, на редкость голодные. Кому я вру, мне тут и до вечера не продержаться. Слабость какая-то… сколько я тут, два часа, три? Хочется спать. Нельзя. Рано или поздно — они хлынут со всех сторон, придется поджигать круг из хвороста, а потом подкидывать топливо в четыре угловых костра. Из питомника можно не ждать: Йолла, может, и забеспокоится, только пока там раскачается Зануда («О нет, нужно тревожить влиятельных людей»), да пока он вообще поймет — кого тревожить… Разве что если Пухлик или Грызи вернутся. Эти да. Могут вытряхнуть из Стервочки нужную информацию. Сколько им времени понадобится? Фейхи наконец перестают бояться моих головен. Песнь Охоты пронзительно звенит в воздухе, переливается — они так со всей округи тут соберутся. Ладно, час продержалась, посмотрим, что еще можно сделать. Когда они кидаются со всех сторон — я подпаливаю хворост. Удачно, что я его сдобрила притиркой от паразитов из сумки. Эта штука неплохо горит. Визги и вопли. «Ах ты ж, там огонь, огонь, огонь!!» Я наконец согреваюсь, а фейхи улепетывают подальше, потому что не переносят тепла даже в таких количествах. Можно передохнуть и прикинуть, что дальше делать. В живот будто гвоздь раскаленный забили — что-то не так с этой раной. Под штанами полно крови. Нужно больше ткани — извожу оставшуюся. Что-то пытаюсь вытереть снегом. Охотники здесь вряд ли встретятся: местные из деревень редко заходят, а богатые выезды прекратились после смерти тетушки. Если за хтуррами забредут какие браконьеры — это еще хуже, они меня на месте прибьют, как узнают, кто я. Значит, ждать — что там в питомнике. Оставить знаки. Подкидываю тихонько хворост в угловые костры, вслушиваюсь, потрошу сумку. Чернил, конечно, нет, кровью не напишешь — все, что в крови, будет проглочено. Потому беру нож и надёжную палку. Вырезаю, как могу: «Лэйси столкнула в вир. Ударила ножом». Добавляю, пока палка не кончилась — «скотина». Кладу свое послание подальше, чтобы случайно не швырнуть в костер. Так. Остается выбрать смерть. Не особо-то мне хочется быть загрызенной или сдохнуть от кровопотери. Достаю метательные ножи и длинный с пояса. Два первых заставят замедлиться морозных гиен. Третий для меня. Если успею. Все, надо ждать. Минуты тянутся вязко, и ощущение времени теряется. Только вижу, как удлинились тени, и снег начинает казаться голубоватым, и значит — я тут точно не час и не два. Вечер близко. Надо бы встать, пополнить запасы хвороста. С зажженным факелом — может, фейхи и не сунутся. Только вот чертова слабость. Выливаю в рот бодрящее, держу под языком — тошно от сладости. Лучше не становится — просрочено, что ли? Поднимаюсь, ковыляю к кустам с зажженной веткой, приношу немного топлива — и обнаруживаю за кустами столько морд, что решаю вернуться обратно. Морды тоскливо провожают глазами. Потом приближаются. Гиены вылизывают капли моей крови, которая упала на снег. И прямо приплясывают от нетерпения. Поглядывают на мои гаснущие костры и опять заводят Песнь Голода — нескончаемое: «Ско-о-о-оро! Ско-о-о-оро! Скоо-о-о-о-ро!» Скоро у меня останется только один костер. Тени ползут в рост слишком быстро — зимой темнеет стремительно. Не пойду больше за хворостом — нужно беречь силы… Не засыпать. Потому что придется драться — сначала отбиваясь горящей веткой, потом в ход пойдут три ножа. Потом все кончится. Чертовы Дракканты, чертовы Венейги. Фейхи все ближе — костры по углам гаснут, и они продвигаются — пядь за пядью… Да, полсотни собралось, не меньше. Тявканье. Грызня. Задние напирают на передних. Звяканье сосулек на шкурах — мелодия смерти. Я прижимаюсь к центральному оставшемуся костерку и мутно смотрю на приливную волну — синевато-белая, только пасти черные. Полчаса, потом последний рывок. Дзынь-дзынь-дзынь — это волна отхлынула в разные стороны. Брызнули, разбежались — даже молча, без испуганных взвизгов. Будто кто отдал приказ. Кто-то, кто умеет… черт, этого не хватало. — Привет, Мелони. — Иди к черту, Синеглазка, — шиплю я, когда он буднично шагает между остатками моих костров. В этом своем белом плащике… откуда он тут вообще? — Откуда… — Думал, ты можешь мне помочь с колонией испуганных золотистых шнырков. Закрываю глаза, чтобы не видеть его рожи. Под головой оказывается что-то мягкое, и я вдруг понимаю, что устала, только шиш я ему это покажу. Вообще, чего я разлеглась как девица на выданье, это ж просто… Синеглазка ощупывает рану, потом звенит бутылочками. Сует мне в руку кроветвор — я привычно лью под язык. На живот выливается что-то прохладное — заживляющее, точно, он же без него не ходит, если вдруг придется ладонь резать. Вроде бы, даже могу открыть глаза и посмотреть на него как на придурка. — Испуганные шнырки? — Представляешь, — и смешочек. — Сколько ты здесь? — Полдень… нет, полудня не было. Раньше. — Знаешь эти места? — Да, северный надел Драккантов. — Есть ближайшие порталы? — Один, до поместья… Бегом — три часа. Рисую схему пальцем — уже знакомую. В лес, на восток, через Пустошь Фейхов, потом к кладбищу… Синеглазка в это время уходит за дровишками. Возвращается, подкидывает в костер веток потолще. Усаживается рядом, смотрит на схему, задумчиво водит пальцем по губам, пока я объясняю — как добраться. В голове, вроде, прояснилось — вторая доза кроветвора лишней не была. Фейхи затихли в отдалении — Синеглазка их хорошо пуганул. Костер горит. Ладно, все не так плохо. — Тебя шнырки так допекли, что ты сам в портал сиганул? — Просто решил, что для тебя немного странно — задержаться в обществе аристократов на четыре часа, когда в питомнике полно работы. Не откликаться на вызовы… Сквозник здесь не берет, я тоже пробовал. Так что я решил наведаться к твоей очаровательной кузине — Десмонд описал герб Венейгов. В конечном счете, со шнырками нужно было решать срочно. Ну да, а вызвать Грызи — это черта с два, они с ее возвращения стараются видеться пореже. Бывает, конечно, Грызи сама его вызывает по какой-то надобности, или наведывается в Вирские леса, или там за варгами… но, видно, Синеглазке проще было на этот раз наведаться к Лэйси, чтобы выдернуть меня из объятий родни. Может, считал, что они меня уже там удушили и желал разжиться моей хладной тушкой. — И ты… пошел по следу, а уже на той стороне узнал, что портал — в одну сторону? — Можно сказать и так. Черти водные, смеяться больно. — Ты же не хочешь сказать, что моя кузина-блондинка и тебя уделала? Что — пинком и в омут, да? — По крайней мере, я не получил нож в живот. Точно. Лэйси отличилась так, что ей нужно выдать Орден Стервы — это ж надо, двух оперативников в портал на север запихать. — Хворосту набери еще, — говорю. — До утра куковать придется, пока из питомника… Пытаюсь подсчитать: как только узнают о пропаже, просчитают портал, выяснят, что есть второй, во владениях Драккантов… Пока сюда доберутся, даже если бегом… С утра надо ждать, а пока — ночь продержаться. Нэйш молча пялится на огонь. И тут я вдруг понимаю: этот идиот никому не сказал, куда уходит. И что он вообще уходит. А его ученички, небось, будут думать, что он решил у какой-нибудь девицы на ночь остаться. А Зануда там явно и не представляет, куда я ушла. — Мелони. Нужно идти. Теперь он смотрит на схему. — Можешь попробовать. Только до темноты вряд ли полпути пробежишь, а дальше будет холоднее, и фейхи посмелее. — Да, здешние обитатели довольно настойчивы, — говорит Синеглазка размеренно. — Я отогнал их. Но они вернутся. Можно было бы, конечно, их убить, но я могу не достать всех, и у меня вряд ли хватит после этого сил на трехчасовой путь.