Среди аппетитных запахов плавает Вечная Спутница — призрачная, невидная. И я почти вижу, как она подходит к одному ученику… к другому… Вздрагивает и отплывает, напуганная решимостью на лице Гриз. — Все пока живы, Аманда, универсальный антидот пойдет? Живы… замершие, почти окостеневшие, с бледными лицами?! Живы — отвечаю я себе. Варги чувствуют смерть друг друга, если бы хоть один умер — она бы это знала… И я киваю, потому что слова стынут у меня в горле — все слова, всех языков. В мыслях остается короткая, горячая молитва — Великая Целительница, смилуйся над этими детьми! — а пальцы живут сами собой, лезут в сумку, там антидот, универсальный, хотя какой универсальный — если там сложный яд, то только замедлит отравление, но может быть, хотя бы даст время… — Живы, — шепчет Гриз и срывает такой же пузырек с пояса. Сперва девочек, которые помладше, потом младших мальчиков, потом к тем, которые старше, по три капли, если что — повторим. Мы все делаем очень быстро: кладем их так, чтобы они могли дышать, очищаем рты от остатков пищи, вливаем противоядие — раз-два-три капли… Раз-два-три, восемнадцать раз, девять человек на каждую… — Что за яд? — Не знаю, с первого взгляда не видно. Калатамаррэ! Видно, из сложных. — Быстрый? — Не мгновенный, нет, сладенькая, у нас такие называют неотвратимыми: они плохи не тем, что действуют быстро, а тем, что их остановить нельзя… Похож на «Последний путь», но не он, я составлю противоядие, может подействовать, но нужно время… Гриз кивает — и не останавливается: нам очень, очень нужно продержать их всех, всех восемнадцать, потому она бросает распоряжения вольерным, усылает Йоллу готовить котлы, а Фрезу — предупредить Иду и посмотреть, что там с ее сыном… Потом нас забирает лекарская рутина — поднимает на своих волнах. Я кричу на вольерных, чтобы они шевелились быстрее. Шагаю рядом с ними, нащупываю на бледных шеях учеников чуть-чуть заметное биение пульса. Показываю, куда укладывать — и начинаю свою работу. Достаю основу — приготовление большинства ядов и противоядий часто начинается с одних и тех же компонентов — и листаю записи и книги, чтобы обновить память, и становлюсь у котла — а Гриз и Йолла, и Фреза стараются дать мне время. Они пытаются вывести яд из организма — и обкладывают больных пушистыми пуррами, и бегают с проявилками, и я слышу за спиной: «Держи голову», «Вот так в рот заливай», «Набок его поверни» — и не оборачиваюсь, потому что знаю: у нас мало времени, очень мало времени, почти нет возможности ошибиться… Приходит Кани, тоже принимается хлопотать вокруг учеников, шепчет: «У Дайны, кажется, дыхание останавливается, вот же ччерт» — и заставляет Дайну дышать. Ида всхлипывает. Не хочет верить, что Мелт «мог такое-то вытворить», она же с ним говорила недавно, «да у него же сын, да как такое может-то». Миску с отравленным супом у нее выбила Фреза, а то Ида как раз собиралась сына кормить. Фреза кривит губы, бормочет: «Взяли, сучьего потроха, с улицы… говорила ей — слать к чертям водным, вот что ее доверие делает!» Семена черноголовки, и кровь ложного василиска, и слюна виверри, и листья ночноцвета — я перетираю, отмеряю, смешиваю, руки мои порхают над котлом обезумевшими мотыльками. Там, позади, подгоняет кнутом голос Гриз: «Сердце замирает, мышцы сведены», «Нужно сердечное», «Глаза медным отливают, кожа — зеленоватым, ногти серые». Это ничего мне не говорит — словно части, взятые из разных ядов. Мастерское варево — остановлю ли?
Кровь скрогга, сок алого бессердечника, споры бледного аскалла…
Нужно. Очень нужно. Очень нужно…
Потом приходит Лайл — является хмурый и запыхавшийся и уже знающий — что стряслось. Говорит отрывисто:
— Дай-ка что-нибудь, что развяжет ему язык. Авось, название яда скажет.
— «Истина на ладони» на второй полке от двери, Йолла, покажи, — бормочу я, не оборачиваясь.
Мелт Колорм будет умирать медленно — о, я могу даже дать в этом клятву нойя. Только вот не сейчас. Сейчас он очень, очень нужен мне живым, потому что это самый простой способ узнать — что за яд применялся.
— Если вдруг не скажет, — продолжает мой мужчина. — Вот суп, вот каша, вот мясо — из расчета, что он травил все. Вот это было в его кармане — остаток на дне, может, что-то даст.
Лайл Гроски ускользает прежде, чем я успеваю расцеловать его и сообщить ему, что он сокровище — ничего, я приберегу это для наших ночей. Оставляет отравленную еду, оставляет пузырек с остатками яда — и отправляется привычно разыгрывать «своего». Втираться в доверие, выпытывать, выводить на чистую воду — а мы остаемся отыгрывать время у нетерпеливых слуг Перекрестницы — Провожатых. Тех, которые уже толпятся над нашими варгами, тянут скрюченные, когтистые пасти, бесшумно смеются…
Шепчу отводные заговоры и взглядываю мимоходом на лицо Гриз — оно строго и напряжено, как у лекарей в древних рукописях на картинках. Говорю Йолле готовить второй котел, оставляю противоядие от «Последнего пути» настаиваться — нужно семнадцать часов, но у нас столько нет, пусть хотя бы кипеть перестанет… Теперь нужно посмотреть на яд, который где-то раздобыл Колорм. — Работа мастерицы нойя, — говорю я, когда капелька отравы в котле начинает переливаться. — Лейр Ядовитого Жала — я попытаюсь узнать состав, но их мастерство… Их мастерство выше — вот что я не хочу сказать, чтобы не отнимать последних крох надежды. И они славятся своими коварными сюрпризами — но ведь не мог же Колорм купить сложный яд, настоящее мастерство? Нет, он пошел к какой-нибудь беглянке из лейра, из тех, что промышляют по лавчонкам или торгуют своим Даром из-под полы… А значит, у яда должно быть решение — не такое сложное… Помоги мне Перекрестница, чтобы это было так. Мы поим варгов моим противоядием — и мертвенная голубизна отступает от их лиц, мышцы чуть расслабляются… качаю головой: — Немного времени, золотенькая… совсем немного времени. Это не то, что нужно. И вновь — порхают руки над котлом, куда упала капля яда, откуда насмешливо глядит подпись неизвестной мастерицы: не увидишь, не поймешь… Мелькают цветные разводы, истолковать которые дано лишь знающим. Я гляжу в суть яда — и вижу, как сбываются догадки, и слышу, как возвращается мой мужчина — чтобы их подтвердить. — Не вышло, — хмуро говорит с порога Лайл. — Вот мантикоры сын — сразу видно, что бывший торгаш. Зелье не выпил, торгуется напропалую. — Да залил бы ему в глотку — да и… — разражается Кани — устранитель группы. — Не вариант. Грозит, что если мы хоть рыпнемся — он воззовет к Дару. А его Дар — огонь, и никто не может отнять у мага право последнего призыва. Право слиться со своей стихией. Кроме… — Десмонд метнется к знакомым за оковами, — изрекает мой мужчина сумрачно. — Попытаемся вырубить и убрать Дар — главное, чтобы он язык себе в таком случае не отгрыз, а то он обещает. Что у вас? — Это «Саялэ то чэлле», «Цветочная загадка», — говорю я от котла. — Должен быть цветок, который ему отдала при покупке торговка. Или который она ему назвала. Цветок, растение, плод. Если добавить его сок к капле этого яда — она обернется противоядием. — Значит, иду искать цветок, — соглашается Лайл, и мне не нравится — какие тревожные взгляды он бросает на Гриз. Но не говорит ничего, и ничего не спрашивает, и уходит вновь. И опять мы пытаемся выиграть время, только оно теперь гораздо безжалостнее к нам: «Загадка» не желает сдаваться противоядиям, такие яды упорны, словно капризные маленькие дети. И мы вновь мечемся между постелями, на которых задыхаются, вытягиваются в параличе ученики: у Дайны опять останавливается дыхание, у Эва сердце почти остановилось, Койлетте не пошло противоядие — начались судороги… Лайл приходит скоро. Говорит: ничего не нашли, а Мелт по-прежнему так и молчит, и Десмонд пока не раздобыл оковы… — Я поговорю с ним, — произносит тут Гриз, разгибаясь от кровати Лотти. Лайл вздыхает — у него вид пророка, которому не нравятся его видения. — Последнее его условие — разговор с тобой наедине, — признается наконец. — И он хочет, чтобы мы его развязали. Что Мелт требовал раньше — до того, как Лайлу удалось сбить цену? Не спрашиваю, почему мой мужчина сразу не сказал нам об этом: я знаю, что Мелт Колорм может предложить Гриз, никто из нас не готов платить так… Кроме самой Гриз Арделл, которая говорит мне: «Я скоро» — и выходит из целебни. Лайл идет следом, подарив мне хмурый и тревожный взгляд. И все предчувствия молчат — сбежали, отхлынули испуганные, потому что вместо них на пороге у нас стоит другое… Смерть. Белые саваны Провожатых.
МЕЛТ КОЛОРМ
В подвале пахнет зерном и мышами. Темно, ноет плечо и связанные руки. По боку стекает горячая струйка. Пить хочется. Сперва я пробую прожечь верёвки — не получается, наверное, огнестойким чем-то пропитали. Ну да, они же как-то связывают своих зверей, которые огнем дышат. Закрываю глаза — кажется, что я сам сотворил темноту вокруг себя. В мыслях — каша: густая, овсяная, как та, в которую… нет, стоп, нужно сначала. Гроски мне сначала чуть все не сорвал. Пришел спрашивать, не хочу ли я с ним в Вирские леса — и я подумал: может, согласиться, вдруг да удастся сделать самое трудное… может, и нужно было, а теперь вот вкось пошло. Отказался. Потом пошел, освободил уцепов — это быстро, Фреза даже суп доварить не успела… твари шмыгнули мимо, к зверинцу, а я пошел, сжимая пузырек. Разливать, раскладывать. Жаль, главную, Арделл, не удалось достать: отмахнулась — «Потом», куда-то понеслась… А я разлил из пузырька, осторожно, стараясь поровну во все кушанья попасть. Тревожился: нойя-торговка сказала, что на многих хватит, только не сказала — насколько, вдруг недостаточно? Потом Иде отдал поднос — для её мальца, ну, для твари. Потом… не буду вспоминать, не хочу. Лезут вразнобой, мельтешат: их глаза, вскрики, протянутые руки. Глаза жжет, в темноте — дочка во весь рост, как будто и она, там за столом… Стоп, хватит уже. Наревелся, пока смотрел. Говорил же — это маскировка, да и только.
Нужно о деле.
Скольких я достал? Восемнадцать… девятнадцать — это с тварью Иды. А с Арделл оплошал: не знал, что она такая быстрая, и помешала эта, как ее, Мел. Плечо огнем горит. Мешает думать, как отсюда выбираться — обязательно нужно выбираться, потому что я же еще не закончил.
Что там кричала эта, как ее, Мел? Выродок, ублюдок, тебе не жить… Хуже Мясника — кричала. Это она про Нэйша. Да.
Самая опасная тварь пока еще в Вирских лесах и на свободе. Хорошо, что не здесь: мог бы помешать. Но все равно. И там, с ним, сколько… еще четыре варга, так? И нужно еще добраться до тех, кто обучение закончил. Сколько дел на меня одного, а я устал… Плечо подтекает кровью: Следопытка ничем не перетянула, только руки связала. Да еще полоска на горле — тоже от лезвия.
Еще меня обшарили — это уже Гроски, еще до того, как забросили в подвал. Пузырек забрал — плохо, я совсем забыл о пузырьке, в планах было: под каблук и раздавить, а тут как-то потерялось, когда я увидел в столовой…
Опять глядят из тьмы непонимающие, укоризненные глаза Дайны… да перестань, тварь! Ты умерла… умираешь. Нойя говорила: они не найдут средства, и мне теперь нужно только подумать… подумать.
Я перекатываюсь и ползу по полу, нащупываю стенку — она далеко, большое помещение, хранилище какое-то… с трудом сажусь и начинаю думать о Вирских лесах — то, что я успел повыспрашивать о них за эти дни.