Мантикора как раз была еще наполовину в болоте — фырчала, рычала и отмахивалась задним жалом от напрыгивающих на нее тварей. Видно, решала — то ли нырнуть в тину, то ли пойти, поискать детенышей. Эти твари, когда не в бешенстве, соображают и действуют ужас как медленно, а вот когда в бешенстве — ужас как быстро. Она тяжко поворачивалась и скидывала с красно-коричневых, облитых жидкой грязью боков, то одного алапарда, то другого. Раскрывала пасть и издавала призывное ворчание.
Алапарды-химеры наскакивали на нее очень даже живенько. Правда, не так живенько, как настоящие алапарды. Еще настоящие алапарды, вроде как, не выпускают из лап тонкие такие присоски, вроде грибных наростов или жала у комара. Вроде как, они пытались как-то этими присосками прижаться к мантикоре, только мне этого рассмотреть не удалось, потому что Мел Защитница Животных кинулась в бой за всё хорошее. Прямо-таки побежала на мантикору и на алапардов, рявкнув по пути: «А ну оставьте её, твари!» Мы за ней не очень-то поспевали: я так и вообще остановилась на дистанции длинного огневого удара и наблюдала. Р-раз — и пузырек со снотворным раскололся у ног одной фальшивки. Мастерство Аманды, вроде как, сработало неплохо, и алапард зашатался. Два — и к Мел с нехорошим интересом повернулись три других алапарда. Три — и один огреб себе метательный нож в лоб. Четыре — и кто-то скромный и в меру воинственный прожарил еще одного с дистанции, осторожно, чтобы мантикору не взбесить.
Тут на помощь последней химере подоспело ещё с полдесятка — наверное, они решили поучиться арифметике. Ну, или обрадовались, что тут так много еды: не только знатно удивленная всей этой суетой мантикора, но и мы, и Тающий…
И вообще, интересно, что там делает Этельмар Сотторн? Тающий был очень занят. Он созерцал. Хорошее такое, полноразмерное подобие Гриз, которое стояло напротив него. Наверное, из кустов вылезло, не знаю. Каштановолосое, зеленоглазое подобие, даже с кнутом на поясе, я бы прямо обумилялась вся, если б время было: надо же, стоит, улыбается, ручки к окаменевшему Тающему тянет… Боженьки, — подумала я сентиментально. Отправляя в фальшивую Гриз простейший кинжальный огненный с Печати. Перспектива-то какая — интересно, бы, скажем, вот если я бы их попросила явить мне светлый образ Десми в труселях… Небеса на мою просьбу откликнулись страстно и горячо. Поскольку именно этот самый образ перед нами тут же и предстал, прямо как из земли вынырнул. Заставив отмереть Тающего и застонать чего-то там о моей придури Суровую Женщину Мел. — Шикарно, — сподобилась я. Глядя на Десми и на поразительно патриотичное нижнее бельишко — наверняка, и его у меня из головы свистнули. Химера молчала и дебильно улыбалась. Наверняка не знала, что делать. Тут я ее полностью понимала: оказываешься ты на полянке, а там творится форменный адище: мантикора ревет в своем болоте, фальшивые алапарды напрыгивают и пытаются к ней… присосаться, что ли? Мел мечет свои клинки, Тающий тоже в работу включился, мелькает там и сям белым туманом, расшвыривает тварей… Ну, а ты при этом — в образе бравого законника. В неглиже. А на тебя нацелено что-то такое вроде пламенеющей кисти — ой, да это же и есть пламенеющая кисть! Мне даже было немного жаль отправлять выморка в Водную Бездонь, честное слово. — Семейный скандал, дорогуша — сказала я и как следует прошлась по нему огонёчком. Только огонёчка-то вышло что-то многовато, и униматься он не спешил — может, от смеха, а может, от чего еще, только жахнуло так, что занялись и кусты в окрестностях. Мел взвизгнула сбоку: «Какого, я тебя спрашиваю?!» Откуда я, спрашивается, знала — какого. В тот момент я только понимала, что моя магия с чего-то решила спятить и сыграть в поджигалочки. Повернувшись и пытаясь потушить бьющее из ладони пламя, я чуть было не обеспечила приятный загар Тающему, мимолетом испепелила одну химеру… Еще моя вспышка пламени неслабо прошлась по бронированному, заляпанному болотной тиной боку мантикоры. И тварь разинула пасть, выпуская бешеный рев и вырываясь из болота, вся в брызгах тины, как огромный ненормальный феникс, который решил родиться, ну из этого вот всего. Обалденное зрелище! Только как-то стало ясно, что алапарды-то подделки — а вот мантикора самая что ни на есть настоящая. Матерая и стремительно впадающая в бешенство. И несущаяся очень даже конкретно на меня. Мел, которая только что потратила склянку с усыпляющим на химеру, заорала с края просеки еще что-то, чего я уже не слушала. Переключение сознания на «привет, устранитель» прошло на диво четко, прямо по урокам наставничка. Раньше всего — я перестала думать. Осталось зрение — чтобы видеть расстояние: тридцать футов. И уязвимые точки: горло, глаз. Осталось оружие — моя ладонь, моя Печать. Ну, и еще бездумный приказ, в который раз прокатившийся по венам: давай. Давай, кому сказала! Печать грустно фыркнула пламенем. Мысли вернулись очень невовремя. Одна была такой: «Так, сбежать мне уже не успеть». Вторая была дурной по-обязательному: «Лучше б насмерть, а то стыдно в глаза Нэйшу глядеть». Ну, а потом мантикора просто остановилась. Как будто отважный Тающий ухватил ее за хвост, ну или за заднее жало. Затормозила со всех когтистых лап, нависла надо мной, впилась оранжевыми глазами, в которых будто бы пламя бушевало. Обдала запахом тины, сладкого гниения, пыхнула горячим дыханием — не огнем. Так вот и стояла — нависала надо мной глыбой в ало-коричневой броне, я могла даже видеть, как по груди у нее пластинки жуков-щитовиков движутся. Стояла, дышала и пялилась. Я делала то же самое. Секунды две, может три. Потом передо мной мелькнула белая молния — будто пронесся сгусток тумана. А потом мантикору просто отшвырнули. С такой силищей, что она шагов двадцать полетела, испуганно захрипела, перекатилась подальше и нырнула обратно в тину. На этом все, вроде как, закончилось. Некоторые химеры в образе алапардов валялись дохлые. Одна слабо шевелилась. Ещё одну повязала Мел при помощи сонного зелья. Сама Мел направлялась к нам с до крайности злобным видом. Правда, мне не сказала ничего, только выплюнула: — Оно и видно, кто тебя учил. Зато вот Тающего смерила взглядом убийцы и рявкнула: — Какого черта водного так лупите? Она бы ее не тронула! — Позвольте усомниться, — едко ответил Тающий и откинул капюшон. Явил миру бледный лик, так сказать. Я и раньше видела его без капюшона и думала, что он, в свое время был очень даже ничего — небось, охотник, воин и всего до кучи. Настоящий аристократ, одним словом. Только вот сейчас он выглядел плоховато: лицо худое такое, со впалыми щеками лицо, как у тяжко больного человека. Тени под глазами. Волосы — когда-то черные, теперь вот в них все больше серебристого тумана, от висков наползает. Усы и бороду вон уже совсем выбелило. В глазах у Тающего клубилась, закрывая собою всё, белая мутная дымка — неохотно улегалась, успокаивалась. Наверное, он прибег к какому-то запредельному уровню контроля своих сил, чтобы отшвырнуть от меня мантикору. Теперь вот жадно дышал и опирался на дерево, будто старался задержаться в этом мире, а ладонь все норовила уйти в туманную дымку. — Позволяю, усомняйтесь, — разрешила я от души. — Чтобы мантикора в бешенстве да и не тронула? Я, конечно, без понятия, чего это она так замедлилась, только… Разъярённая Воительница Мел в ответ сквозь зубы обозначила, что мы-то, конечно, в принципе без понятия. Что я, что он. Теперь Тающий с немым вопросом поглядел на меня. — Ага, — сказала я, сдвигая брови. — Вот это вот — наш следопыт. И ее вообще заменить некем. Сотторн решил на это не отвечать. Его куда больше интересовал слабо шевелящийся алапард, так что отдышавшийся Тающий двинул опутывать его чем-то таинственным и серебрящимся. Я было решила поглазеть, а где нужно — помочь, но помощь господину Таинственному была не нужна, а нужны были сведения. — Что питомник? — осведомился он скупо, превращая выморка в миленький кокон. — Спасибо, — сказала я и сделала идиотский книксен, — поживаем хорошо. Животные в порядке, ученики в норме, глава питомника отдыхает от концерта, который вчера закатил… — Так ваш отец не решился, — констатировал тут Тающий себе под нос. — Передайте ему, что времени немного. Я как раз раскрыла рот, чтобы поинтересоваться — о каком-таком времени речь, но тут Мел рявкнула, чтобы мы перестали сопли жевать, и вообще, вот сейчас мантикора опять как из болота выскочит! — Вы уверены, что эта мантикора — настоящая? — тут же осведомился Тающий. Мел тут же скосилась на меня каким-то непонятным образом и пробормотала: — Эта — уж точно. А потом с чего-то раздраженно заметила, что вот, не было проблем, так привалило, и вообще… чёртовы химеры. А на земле перед ней лежал, приподнимал медовые бока алапард. Только вот ни черта это был не алапард, на самом-то деле. ЛАЙЛ ГРОСКИ — Впечатляет, — сказал Нэйш. В клетке прямо напротив него нервно расхаживал алапард — или то, что им казалось. Выглядело, во всяком случае, так, будто с него можно писать картинку для бестиариев: мускулистые лапы, медовая шкура с золотистой искрой, плотно прижатые к маленькой голове уши и хвост с изящной кисточкой. Перекидываться во что-нибудь другое алапард пока что не собирался. — Скука смертная, — пожаловалась доченька. Она усердно подкреплялась утащенным с кухни пирожком, и вид твари в клетке совершенно не портил ей аппетит. — Эй, а можно его как-нибудь заставить… ну, показать свои штуки? Ясное дело, мы не увидим ничего круче труселей Десми, но попробовать можно? — Палкой потычь, — огрызнулась Мел. Она пребывала в особенно дурном настроении, выглядела закопченой и усердно костерила «этих чертовых тварей». — Как думаешь, можно их надрессировать, чтоб видок меняли под заказ? Могли б поправить финансовое положение. «Только у нас и только сегодня! Эвальд Шеннетский в клетке и с перьями в…» — Действительно, — пробормотал Нэйш, который наблюдал за тварью горящими глазами коллекционера. — Если бы попытаться наладить контакт… — Не смей лезть к нему в мозги, — воззвал я к разуму. — Не хватало, чтобы ты там черт-те чего нахватался! — Не говоря уже о том, чего бедный выморок может нахвататься от него, — встряла Кани, приканчивая пирожок. Мел, с какой-то стати, поглядывала на расправу с пирожком с удвоенной свирепостью. — Нас слишком много, — буркнула она, — вот оно и подрастерялось. Отойдем подальше — глядишь, осчастливит вас Шеннетом или кем там еще с перьями. — Оставьте же нас наедине! — взмолилась Кани. — Клянусь, я вам такое покажу… — Он не охотится, — тихо отозвался Нэйш. Он чуть ли не щекой распластался по решетке, наблюдая за тварью. — Все их преображения — приспособления. Сейчас мы заперли его в ловушку без выходов. Нет возможности охоты. Нет надобности преображаться. Если бы мы… — Выпускать эту тварь в питомнике не позволю! — вскинулась Мел. — Не хватало, чтобы оно сбежало и поохмуряло всех егерей в виде Гриз или принцессы Арианты, — фыркнула дочка. — А так, в клетке, не получится что-нибудь сделать? Ну там… палкой потыкать, действительно. Вдруг вид сменит. Мел рассматривала зверюгу в клетке как своего личного врага. — Исходную форму бы увидеть, — буркнула она. — Если она есть, — полетело со стороны исключительного. — А с чего б не быть? В каком-то ж виде они рождаются? — Цикл может быть отличен от цикла любого другого животного — уже то, что мы до этого видели только взрослых особей, намекает… — Да у них просто приспосабливаемость высокая: рождаются сразу способными к имитации. С этой дрянью надо бы повозиться — может, и покажет себя. — Думаю, несколько не особенно сильных и в меру осторожных воздействий… В любом случае, я собирался брать образцы тканей. — Сладенькие, — влилась в эту гармонию Аманда. — Говорят, у вас есть трофей? Что-нибудь по свойствам уже выяснили? На морде у выморка нарисовалось что-то вроде «Кажись, я влип». Дочурка с душераздирающим вздохом запустила зубы теперь уже в яблоко. — Сил нет смотреть, что они будут делать с бедной зверушкой. Пойду-ка на вызов — я девочка востребованная. Просили-то сразу, но я решила подсобить Мел и Тающему с этими проклятущими выморками. В ответ на мой вопросительный взгляд Кани пожала плечами и пояснила: — Ну, эта сволочь явственно хочет, чтобы ты вымер. До кучи еще и мороки наводит — как, спрашивается, еще называть эту штуку? У меня чуть сердце не остановилось, когда оно явило нам алапарда в труселях Десми. Я уж о Тающем молчу — правда, вряд ли его так уж убили эмблемы Корпуса Закона на кой-чьем белье, но у него там была проблема с одну Гриз — боженьки, да он выглядел так, будто ему под дых саданули. Здесь дочь моя выбросила огрызок яблока и куда-то унеслась, весело щебеча под нос, что уж она-то посмотрела бы, как эта тварь изобразила бы ее мамочку — «Может, хоть в таком случае с маман можно будет разговаривать». Я еще немного потоптался вокруг клетки и троих исследователей, проникся неповторимой смесью каких-то зооводческих терминов, фразочек из языка нойя и чего-то условно анатомического с душком препарирования. Потом понял, что дальше судьба твари действительно незавидна, и поплелся погружаться в рутину. Присутствие трофейного выморка в клетке давило и настораживало. Серый друг внутри так и сжался в комок, подрагивая усиками. Время тянулось бесконечно, и дела рассыпались, терялись, бумаги не находились, цифры не желали складываться, а нужные люди — выходить на контакт. Почему-то пропустил обед. Забегал чем-то расстроенный зятек, который пытался выяснить — чем он мог так допечь Кани, что она внезапно наорала на него прошлым вечером (я с трудом удержался от ответа «тем, что ты кого угодно можешь допечь самим фактом своего присутствия рядом»). Приходила Аманда, взмахивала руками: «Просто поразительно, сладенький мой, эти существа и правда полны тайн. Мы пока не заставили его преобразиться или выдать исходную форму, но пробы тканей просто разлагаются за несколько минут! Думаю, полностью тело разложится за два часа — ты понимаешь, они действительно умирают, когда их убивают! Сейчас мы пытаемся выяснить, как они преобразуют энергию…» Делал что-то еще. Или нет? Помнится только: сидел, до одури смотрел в Водную Чашу, на колышущуюся воду в ней. И думал о том, что сказал мантикорий сын Тающий — Кани мне успела передать. «Времени немного». Будто я сам не знаю, что может — в любой момент… Я смотрел на мягко мерцающую воду и трогал нож — свой верный метательный. Не атархэ — куда уж мне, — но так удобно ложится в ладонь, и ладно сбалансирован, и чудесная дымчатая сталь восточной ковки… Нож посматривал на меня со столешницы завлекающе: мол, почему бы тебе не прихватить меня с собой, а? На всякий-то случай? Потом пришел тот вызов из Академии. Ну, а в это славное местечко лучше без оружия не соваться. Так что я сгреб нож, предупредил зятька, что ухожу, и наведался к Нэйшу — просто так, узнать, насколько он успел спятить за то время, что мы не виделись. Нэйш как раз заканчивал застегивать сияющую белизной рубаху и поприветствовал меня улыбочкой, которая ясно говорила: этот все успел. — Вызов из Академии, Лайл? — Ну, я ждал чего-то похожего — как ни крути, их владения недалеко от угодий магната Дориэнта. Уверен, что тебе туда вообще надо? Знаешь ли, по твоей физиономии прямо читается намерение кого-нибудь там придушить, так что… — Ну, почему же только намерение, — нежно сказал Нэйш, облекаясь в белый сюртук. Блеснула серебристая бабочка у ворота, и стало муторно вдвойне: будто в прошлое заскочил. Если подумать: он же почти перестал надевать белое с тех пор, как Кани вышла на устранение, а сегодня вот… — Ты случайно не решил добить себя, меня и Кайетту заодно? Так дал бы хоть время оформить завещание и не отдать ни копейки на благотворительность… — Лайл. Обещаю: поводов для беспокойства не будет. Я буду вести себя как обычно. Я постарался как можно яснее выразить лицом, что вот как раз последнее з