— Не виноват я. — Голос его сорвался на крик. — Не виноват. Все пили. И бригадир пил, и Петруха, и Даник. Я что? Я как все. Не виноват я…
Он вдруг зарыдал.
Я скептически посмотрел на Сан Саныча. Белочка, как есть белочка.
Мы подошли ближе, пытаясь понять, что делать дальше. Впрочем, более подробный осмотр ничего не дал. Лестница, ведущая из кабины, была сломана аккурат у основания и торчала под углом. Если спуститься через люк и повиснуть на руках, на нее можно было встать. Только вряд ли она выдержит такой вес. Не вариант.
Спуститься по решетчатому корпусу крана с высоты двенадцатого этажа? Для альпиниста — решаемая задачка, для алкаша-крановщика — невыполнимая.
Оставалась стрела. Только что с ней делать? Если бы она висела над домом, можно было бы проползти и спуститься по железному тросу с крюком на конце. Но стрела не дошла до дома метров пять, с крюка не допрыгнуть никак. Повиснуть и раскачаться? На воздушного гимнаста крановщик походил не больше, чем на альпиниста.
— Мужик, тебя как зовут? — крикнул Игорь.
— …ыч.
— Как зовут, спрашиваем? — поддержал парня Сан Саныч.
— Михалыч. — Крановщик всхлипнул.
— Михалыч, слушай. — Игорь достал из рюкзака темно-зеленый трос, скрученный в плотный моток. — Вылазь на стрелу. Кинем тебе веревку, спустишься к нам на крышу.
Взгляд у крановщика был пустой-пустой, не уверен, что он вообще понял, о чем говорил Игорь. Но парня это не смутило, он извлек из рюкзака «кошку» и сноровисто закрепил ее на конце веревки.
— В горы ходил? — Сан Саныч внимательно следил за манипуляциями.
— Только раз. Познакомился с девушкой на Грушинском, она все Жигули облазила. Потом расстались, а снаряжение осталось. У меня приятель хотел купить, но я не продал. Как знал, что пригодится.
Игорь подергал крепление, подошел к краю площадки, раскрутил веревку и метнул с таким расчетом, чтобы «кошка» зацепилась за стрелу…
Через пять минут выяснилось, что ниндзя из Игоря хреновый. Еще через пять, что из Сан Саныча — не лучше. «Кошка» пролетала то выше, то ниже, то билась о стрелу, то соскальзывала, не найдя за что зацепиться. Цирк да и только. В конце концов я не выдержал, отобрал у них веревку и почти сразу попал. Первый раз чуть-чуть не рассчитал по длине, а вот второй бросок увенчался успехом. Веревка перехлестнулась через стрелу, стальные крючья нашли опору и прочно в нее впились.
Игорь, размотав веревку, закрепил ее у дальнего конца крыши. Трос повис под углом градусов в тридцать. Посадка будет жесткой, но терпимой, если, конечно, крановщик не сорвется на полпути. И если вообще полезет.
— Михалыч, ты меня слышишь? — крикнул Игорь. — Лезь на стрелу, только не спеши. Доберешься до веревки, схватишься и съедешь на крышу. Все понял?
Крановщик смотрел на парня все с тем же отсутствующим выражением.
— Михалыч, все в порядке. Ничего не бойся, — продолжал увещевать Игорь. — Стрела широкая, ветра нет, веревка крепкая, из альпинистского набора. Только жилетку сними и с собой возьми вместо перчаток. Иначе руки сорвешь об веревку. Ты понял?
Крановщик даже не шелохнулся.
Игорь посмотрел на нас. Кажется, впервые я видел его растерянным. Он придумал план, запасся снаряжением, все рассчитал, проложил ковровую дорожку к спасению… И ничего не вышло. Жертва осталась на месте и вовсе не собиралась съезжать по тонкой ниточке, протянутой над тридцатиметровой пропастью.
— А ну встал, козел! — неожиданно заорал Сан Саныч. — Вон из кабины! Полез наверх!
Крановщик вздрогнул. Его взгляд сделался осмысленным. Он посмотрел на Сан Саныча и вдруг заскулил, точь-в-точь как раненый пес.
— Начальник, не проси. Убьюсь, расшибусь. Не проси, начальник. Лучше сдохну, лучше птицы склюют. Не полезу, начальник, не проси.
— Лезь, гребаный ублюдок!
Сан Саныч подошел к самому краю крыши. Казалось, еще чуть-чуть, и он прыгнет на кран, чтобы добраться до крановщика.
Михалыч завыл.
— Нет… Не проси… Сдохну… Лучше тут…
Я подошел к Игорю.
— Ружье заряжено?
— А? Да. А что?
— Дай-ка сюда. — Я подхватил «Эдган» и направил на кабину. — Лезь, пристрелю!
Продолжая поскуливать, Михалыч посмотрел на меня.
— Лезь! — Заорал я и нажал на спуск, целясь повыше. Хлопнул выстрел, разлетелось стекло кабины. — Лезь! Пристрелю!
Михалыч заревел — натурально зверь! — выбрался на площадку и, всхлипывая, полез на стрелу. Движения были угловатыми, неровными, но держался он крепко. Где-то на середине пути я вдруг осознал, что если крановщик сорвется, виноват буду я и только я. Неважно, какими были намерения, неважно, что другого пути не было. Именно я заставил его поставить на карту жизнь, и именно я буду отвечать за смерть.