— Мы живём так далеко не с проста, грубо говоря, восемь ведьм тяжело скрыть от примитивных, — проговорила Доротея, выпрямив спину.
— Восемь человек? - спросила я, удивляясь количеству новых соседей.
— Да, семь девушек и верховная.
Каменные стены поросли мхом, а по окну разросся сухой дикий виноград, огибая деревянные сгнившие ставни. Двухэтажный дом занимал большую часть поляны, около десяти соток, вокруг торчали многолетние кустики, которые зацветут, как только проснётся весна. Вместо высокого забора защитой от непрошенных гостей служили деревья, сквозь стволы которых трудно было разглядеть усадьбу. Маленькие камушки, выложенные природой, служили дорогой к дому. Доротея подходила все ближе. В окнах мелькали солнечные зайчики, а на душе становилось тревожно. Издалека я вовсе не заметила дверь. Массивная, тёмная, местами поросшая мхом, закрытая на поржавевший замок, который, по-видимому, ни раз пытались взломать.
— Это ведь не пристанище ведьм? — я сделала акцент на слове «пристанище», отказываясь употреблять в речи вычурные слова по типу: «ковен».
— Как раз-таки наоборот, — Доротея улыбнулась безумным взглядом, поворачиваясь ко мне. Её глаза горели инициативой, будто бы вдвоём нам предстоит отремонтировать старую усадьбу, — Смотри и запоминай!
Наказала мне верховная. Её руки поднялись на уровне груди, ладонями вверх. Я сделала глубокий вдох, после фокусов в аэропорту меня тяжело удивить, разве что ручному единорогу.
— Ostende te ante me, — громко и чётко произнесла ведьма. В её руки точно упали лучи света. Взмахнув правой рукой, как снимая завесу, старая заброшенная усадьба пробудилась, — Теперь мы видим истину. Заросшая усадьба лишь иллюзия для примитивных. Они не должны догадываться о существовании ведьм.
Каменный дом, с деревянными досками крест на крест, посветлел, десятилетний дикий виноград пропал вместе с гниющими оконными ставнями. Кровля из еврочерепицы поменяла цвет, пробитые проливным дождём дырки пропали.
— Эта ваша усадьба? — я замолчала, подбирая правильные слова, — Невероятно, она огромная!
— Этот дом построила моя бабушка в девятнадцатом веке. На тот момент было тяжело найти ведьм. Помню искала она их с помощью магии стихий, — Доротея шла по дорожке, выложенной из круглых камней, — Бабушка хотела обезопасить особенных детей от жестокости этого мира, она была слишком наивной.
— Что с ней случилось? — уточнила я.
— Народ узнал о ведьминой усадьбе спустя десятки лет. На тот момент бабушка отыскала двадцать девушек и двоих мальчишек, — Доротея замолчала, останавливаясь на пороге дома, — Их приговорили к инквизиции. Моя мама вместе с подругой в этот момент собирали травы на полянке рядом с домом.
— Только они и выжили, — додумала сама, жалея о том, что спросила.
— Да, на случай опасности под старым дубом был спрятан тайник с деньгами, моя мама уехала в Эстонию, откуда приехала когда-то бабушка, — Доротея сделала глубокий вдох, её глаза заблестели, — Этот мир опасен, а люди жестоки, они не могут принять нас такими какие мы есть.
Я молчала. Эмоции нахлынули сами собой на меня. Я представила душераздирающий крик маленьких детей, чьи кости постепенно превращались в сажу, представляла как родители льют слёзы над безымянной могилой своего ребёнка — они надеялись на счастливый исход для детей. Никто не знал, что отправлял их на верную смерть.
Внутри все сжалось. Сердце обливалось кровью. В голове я прокручивала историю снова и снова, обвиняя себя за нескромный вопрос.
Доротея тем временем выдохнула, её взгляд метнулся на Виктора, который, оставив машину, шёл за нами молча. Мужчина не слышал нашего разговора. На его лице красовалась улыбка, а глаза жмурились от закатных лучей, морщинки в уголках глаз подчёркивали его возраст. Интересно, сколько ему?
Входная дверь открылась, по ту сторону дома стояла миниатюрная девушка ростом не более ста шестидесяти сантиметров. При моём росте сто семьдесят она упиралась лбом в мой нос. Её внешность привлекла меня тут же: ярко красный оттенок, схожий чем-то на рубин, волосы до талии спутались, срез неровный, будто бы в порыве гнева отрезала их кухонными ножницами, в её карих глазах, немного темнее моих, промелькнул едва заметный огонёк.