Осенний тост
Г. Дементьеву
Ударила рыба на плесе,
За кругом расходится круг.
Как белка,
Мигрирует осень
Все дальше и дальше на юг,
Где птичьим и облачным перьям
Ничто не сорвет перелет.
Откроем подсчеты потерям,
Закроем ошибок подсчет.
Уже високосное небо
Сгребает ветра вдоль полей…
Про воздух,
Про Волгу
Не требуй,
Чтоб вольно писалось —
Налей!
За рано ушедшего друга,
За непреходящую боль…
Почти на глазах
По округе
Дубы превращаются в голь.
Налей!
Чтоб любовь и свобода
На свете не перевелись.
Девчонка из службы погоды
Зондирует шариком высь.
* * *
Вытягивает шею утиный перелет,
Шарахается вальдшнеп,
От нежности балдея.
Крылатая любовь
Вдоль просек и болот
Вечернею зарей окрашивает перья.
Какой огонь в груди
И на краю небес,
На острие крыла,
На прутьях краснотала!
Рассудку вопреки,
Судьбе наперерез
Под выстрелы стремит
Полет за парой пара.
Я счастлив оттого,
Что лишь тобой любим!
Я безрассуден вновь:
Так мною ты любима!
Далекие костры
К воде склоняет дым,
Укрыты берега
Черемуховым дымом.
Ты, золотая,
Ты…
Нам нечего терять.
Как бережно касанье
Этих рук и взгляда!
Кто право людям дал,
Кто право дал встречать
Крылатую любовь
Ружейной канонадой?..
* * *
Поздняя пронзительная осень
Сквозняками проходных дворов,
Как листву пожухлую, выносит
На дорожки стаи воробьев.
В обнаженность ветреного сквера,
Где фонарь еще горит вразброс,
Где к подножью мраморной Венеры
Ранним утром припадал мороз,
Где вчера навек расстались двое…
Нажимает дворник на скребок.
Да и то подумать —
Ну на что ей
Воробьи озябшие у ног.
Тридцатый километр
То желтый курослеп,
То вереск-бересклет,
Мохнатые шмели,
Метелки иван-чая…
Сорочью лапку — здесь,
А там — лосиный след
Коричневой водой
Болотце заполняет.
Тридцатый километр
Тростинкой меж осин
Поет себе едва,
Пришептывает тихо,
Как детским ноготком
По сердцу,
И бессиль-
но время над тобой,
И позабыто лихо.
Мой старый крепкий стол,
Бумага и перо,
Бессонные часы,
Минута вдохновенья —
Что толку в вас,
Когда
Кукушечьим крылом
Горячий маслят хлеб
Старухи в той деревне!
Тридцатый километр,
Зеленая звезда,
Как осень за окном,
Прозрачно и высоко
Свети, пока не на-
ступили холода,
Пока дрожит моя
Кровинка на осоке.
* * *
Сливают ненастье
В грибные воронки дожди.
От ветра и выстрелов
Скоро леса обескрылят.
Конец листопада,
И сердце в утиной груди
Замолкнет под ветром
От малой дробинки навылет.
Удачной охоты,
Ни пуха тебе ни пера.
Сентябрь на исходе,
Осинник последним закатом
Уже догорает.
И тихое:
«Друг мой! Пора!» —
Как отзвук забытой
И невозвратимой утраты.
* * *
Маленький город в два этажа.
Белые улицы, сонные окна.
Плавной поземки мерцающий локон
Варежкой ночи к дорожке прижат.
Ты ли решилась меня провожать,
Я ли до дома тебя провожаю.
В гнездах ветвей меж двумя этажами
Перышки эха кружат и кружат.
Все, что осталось от наших шагов.
Где же вы, робкие птицы свиданий
С мягкоочерченной хрупкой гортанью,
С крыльями легче и чище снегов,
Тех, что хранимы от света луны
Тенью сугробов и тенью строений…
Грустная область моих сновидений —
Маленький город в верховьях страны.
Письмо Хокназару Гоибу
Как заболеешь —
Вспомни мой совет:
Возьми в ларьке таджикского вина,
Нагрей не до кипенья
И в бокал
Налей и выпей.
Друг мой!
Все проходит.
Едва тюльпана чашечка на свет
Раскроется,
Она вином полна,
Как твой бокал в слабеющих руках —
Так на Памире говорят в народе.
. . . . . . . . . . . . . . .
В той чайхане,
Где купол голубой
Над головой висел, как пиала,
Ты мне читал,
Что говорил Хайям,
Остывший чай усами согревая.
Вился дымок над глиняной трубой…
Гоиб!
Я болен,
И у нас зима,
Как белый дым — поземка по полям.
Я твой совет все чаще вспоминаю.