Тут я совсем очнулся, Василий спит себе, похрапывает. Глянул я на пилота и от страха перекрестился — свят, свят, свят! Шлем на пилоте стал прозрачным, и видно его лицо. Ну, как, лицо? Такая большая каплевидная лысая голова с сухой тёмно-коричневой кожей, глядит на меня огромными чёрными глазами. Рот у него совсем без губ, просто узкая и короткая щель, а из угла стекает прозрачная струйка. Господи, Господи твоя воля, думаю, значит не пилот, значит Василий-то прав, это и есть Волкэн! И весь я потом холодным покрылся, и мурашки по телу побежали.
Вы поймите, я же вырос на Библии, Евангелии и на житиях святых. И о бесах и соблазнах умственных и мнимых читал и знал, что какой только чертовщины не случалось со святыми и угодниками. Первое, конечно, думаю надо помолиться, и ничего не пришло как «Да воскреснет Бог и расточатся врази его», вот я и затянул в душе и вдруг слышу, тоже в душе, что Волкэн-то мой вторит мне вторым голосом. И так сладко и чисто выводит, что аж до слёз пронимает, а как допели, я слёзы утёр и спрашиваю, да что, мол, ты такое? Зачем ты тут объявился? На погибель мою или ещё на что? Скажи сразу, не томи, и как понимать, что от молитвы не рассыпаешься, да ещё так дивно на гласы подпеваешь?
И слышу в голове что, мол, кто принял Создателя всем сердцем и всею душою, нет ничего слаще, как славить Его в мыслях, словах, делах и особливо в песнопении. А когда помыслы твои чисты, то и пение чисто, ибо нет причины для фальши. Если ты не Волкэн дух мрака, и не бес, то кто тогда?
И вот внимаю я, что звать его Юу, по-нашему он не совсем инопланетянин, не из другой галактики, а из другого мира, который вроде и рядом, но для нас этот мир невидим. Что, же спрашиваю, вы хотите, Землю завоевать? У них и понятия такого нет, всё, что нужно для жизни, есть и всегда будет в избытке в космосе. Они изучают Землю, часто тут бывают и следят, чтобы человечество по глупости или по случайности не уничтожило планету, потому что такие возможности у людей уже есть. А если Земля исчезнет, то это нарушит равновесие галактики во всех слоях и измерениях.
Ещё им интересны наша флора и фауна. Ничего подобного нигде больше не существует. Кроме того, им не понятно, как появилась на Земле жизнь в таких удивительно неустойчивых формах. История последних пятидесяти тысяч лет Земли была настолько увлекательной, что породило в их мире целые сообщества землепоклонников, которые изучают формы нашей жизни. Вроде как в экспедиции ездят, как мы к папуасам. Особенно им интересно человечество. Они хотят понять – зачем человечество приняло Христа, но при этом продолжает совершать смертные грехи? И почему люди прикрываются добром, когда творят зло? Почему не могут просто творить зло и не скрывать этого? Зачем называться тем, кем ты не являешься? Это совершенно нерационально.
А что же они тогда не помогут человечеству, удивился я. А он в ответ тоже удивился – как они могут помочь, если даже Христос не смог? Тут он стал как-то то ли захлёбываться, то ли кашлять, и уже не прозрачная, а чёрная струйка потекла у него изо рта, и блестящие глаза потускнели. Свет в них не отражался. Они стали как чёрные дыры, поглощающие свет, а вскоре и шлем снова стал непроницаемым. Я вынул из кармана платок и накрыл им голову инопланетного покойника.
Вот, думаю, привёл Господь этого космического путешественника умереть не то, что не в родной земле, а вообще в другом, чуждом мире. Где никто даже представить не может, какие нужно совершить обряды, чтобы инопланетная его душа не блуждала во мраке космической бесконечности, а прямиком попала туда, куда от их Адама положено. А коли так, то мы, православные, сотворим, что можем. В конце концов, Бог един и над нами, и над ними, да к тому же о Христе покойник понятия имел хоть и дикие, но внятные. И, подумав всё это, я успокоился и под сопенье Василия и вой бурана снова впал в забытьё. И снилось мне, что я возжёг кадило и затянул «Вечную память». А Василий вторил мне, и, достав из вездехода лопату, копал в снегу могилу.