- Нат, ты будешь кофе? Мы тут решили новый сорт попробовать.
- А что? С удовольствием, – расплывалась в улыбке Наточка.
- Нат, ты вообще как? Закаляешься? Сейчас надо. И чеснок есть надо.
- По утрам разминку делаю и чай с лимоном пью, Саша, – отвечала Наточка.
- А как папенька поживает? Как операцию перенес?
- Хорошо. От наркоза отошел быстро, через месяц на рыбалку планирует с братом ехать. Неугомонный, – потешалась Наточка.
Гоняя чаи и кофе, журналистская братия не замечала, как бежит время. Почему-то именно во время прихода Наточки работа вставала, и каждый сотрудник окружал девушку вниманием. Пирогова обладала особым талантом: объединять не объединяемое, сближать не сближаемое, влюблять не влюбляемое. После, конечно, Наточке приходилось взваливать все бремя ответственности на свои хрупкие, но от того не менее гордые плечи.
Вот и сегодня нагловатый боров Владимир Алексеевич затребовал очередной статьи про развивающийся сельскохозяйственный кластер. Пироговой было поручено опросить доярок и как можно детальнее изложить, представить в ярких красках, прибегая ко всему багажу филологических знаний, как хорошо живется на селе.
Нисколько не унывая, девушка буквально вылетела из офиса, прихватив бежевую сумочку и беспроводные наушники. Попса нулевых помогала прогонять тоску, въедающуюся в маленькое горячее сердце газетного журналиста. Унылые пейзажи, разворачивающиеся за окном «проловоза», усложняли задачу Пироговой. Видя несовершенства сельской местности, откуда она сама и пошла, она тем не менее должна была создать целый литературный опус, гласящий, как хорошо работать на государственном предприятии.
Весь день Наточка провела на «кластере», как гордо именовался покосившийся деревянный коровник с полудохлыми тощими буренками. Наблюдая, как доярки тискают коровок за бледно-розовое вымя, девушка с еще большим рвением опрашивала работниц, задавая острые, как ей казалось, вопросы. В коровнике задувало, а демисезонные ботинки порядком испачкались в какой-то коричневой субстанции.
- Это ничего! Куда ж ты к нам на «таких»? К нам токмо в галошах, милуша, – приговаривали доярки, щупая буренок. Те довольно мычали и болтали хвостом, потешно звеня колокольчиками.
Пироговой и самой доставляло удовольствие смотреть, как мычат коровки. В их мелодичном пении угадывалась какая-нибудь ария какой-нибудь итальянской оперы.
Рабочий долг был исполнен, и Наточка побрела на остановку. Уже в «проловозе» ей стало душновато. Какой-то неведомый жар поселился в ее худеньком тельце. Списав все на безбожную топку салона, Пирогова решила на занимать себя тяжелыми мыслями. Всю дорогу она ехала в маске, чихая и сморкаясь в нее же.
Недомогание Наточки Александровны на следующий день не на шутку разыгралось, ибо к жару прибавился кашель и легкая отдышка. Спуск с третьего этажа дома и подъем на второй этаж редакции стали настоящим вызовом для прежде не знавшей болезней девушки. На работе Пирогова решила спрятаться в углу, укрывшись книгами и пончиками. Однако в течение дня ей то и дело досаждали коллеги, беспокоящиеся о ее состоянии. Девушка с большим усердием скрывала кашель и высокую температуру. Пирогова молчала, либо кивая, либо качая отрицательно головой, когда кто-либо спрашивал, готова ли статья, хорошо ли чувствует себя папенька, пойдет ли она завтра на маникюр.
- Нат, ты чего? Может, в кафешку сходим какую? Пончиков новых попробуем. Через дорогу такая пекарня есть, обалдеть просто!
- Пожалуй, откажусь, Любонька – хрипела Пирогова, кашляя в приспущенную маску. Маски же коллег бессовестно валялись на их рабочих столах. Надевались они только по случаю: в день проверки и при посещении государственных учреждений, где каждого обрабатывали частицами серебра.
- Ты вся бледная. Ты чего с нами чай не пьешь? Тебе горяченького надо. Давай мы тебя с ложечками чаем напоим?
- Нина Фёдоровна, спасибо за ваши старания! Но, правда, мне бы в тишине немного побыть.
- Это как в тишине? Нет, ну ты что. У нас тут работа, а не санаторий.