«Даешь возрождение села!» — с таким заголовком мы однажды получили «Вестник группы поддержки». Если вкратце, то Ки Ха изъявил намерение свернуть рабочее движение и посвятить себя сельскому движению. За дело создания провозглашенной им коммуны ряд товарищей взялись засучив рукава. Нам с женой в тот момент предстояло то ли внести последний промежуточный платеж, то ли закрыть ипотеку. «Мы уже и так много ему помогли», — первой подняла эту тему жена. Я ничего не сказал, но подумал, что она права.
На этом связывавшие нас ниточки начали обрываться. Ки Ха постепенно предавался забвению, его личность выпала из поля зрения СМИ, и пропорционально этому деятельность группы поддержки сошла на нет. По сравнению с давними соратниками Кимом и Кваком, которые стали политиками, картина была прямо противоположной. После переезда в город-спутник мы окончательно позабыли о товарище, который уехал поднимать село. Нет, один разок я все-таки слышал о нем от Чона. Наш разговор состоялся за рюмочкой водки. «Был у меня один ученик. Чудак, бросивший школу. Так он подался в коммуну, организованную Ки Ха. Вот вы, уважамеши, представляете это?» Я несколько раз уже предлагал перейти на «ты», однако Чон гнул свое. Сдается мне, это странное «уважамеши» было его главным козырем, благодаря которому он и приобрел популярность. Мегазвезда репетиторства уже успел стать ВИП-клиентом в рюмочной, где мы сидели. «Так вот, тот чудак продержался в коммуне полгода и дернул оттуда. Говорит, что там жесть жестянская. Надо браться за реальные вещи, реальные. Уважамеши, скажите, разве я не прав? Так, девочки, а мы чего сидим, кого ждем?»
Прямо на моих глазах… девица стянула с Чона брюки и припала к его паху. Ее напарница — не дай бог отстать — начала обрабатывать меня. Я подумал, что надо бы перебраться в более подходящее для такого занятия место, но тут Чон вдруг перешел на «ты»: «Не обессудь, кореш, пустим их по кругу прямо здесь». Не секс — чувствовал я, — а справление нужды в общественном туалете. Мы по два раза поменялись партнершами. Все это время я представлял себе китайский туалет, в котором, говорят, нет перегородок.
«Что будем делать?» — закурив, спросила жена. «Гм. Еще неделя есть. Значит, можно все обдумать не спеша», — сказал я и тоже закурил не спеша. «Ты должен быстро принять решение. Ведь бронь гостиницы повисает». — «Все, я понял». В этот момент я пытался представить: а что, если бы студентка из прошлого семнадцатилетней давности стала женой Ки Ха? Мне показалось, что если бы я сейчас вдруг разгреб складки на ее животе, то обнаружил бы там наколку «Вряд ли». Не знаю почему, меня охватило настроение, словно мы курим, сидя рядом друг с другом в китайском общественном туалете.
Голос…
Ки Ха, просящий о помощи, звучит в моей памяти снова и снова: «Сок Хён, мне действительно неудобно просить тебя…» Эти слова — такое чувство — тяжелым туманом окутывают всю комнату. Я поднялся и открыл окно. «Ой, холодно». — Словно студентка, закуталась в плед растолстевшая женщина, которая уже семнадцать лет как не студентка. В темноте огни города-спутника колыхались как люминесцентное знамя. Рыча мотором, спорткар без глушителя салатовым текстовыделителем — в последнем столичном абзаце это важно — стремительно прорезает горизонт.
К слову, вот он…
Фон моего сельского приключения. Если бы из всего перечисленного выше выпала хоть одна деталь, я бы вежливо отказал Ки Ха на его просьбу приехать. То есть если бы я не любил ту студентку; если бы жена предложила платить в кассу группы поддержки Ки Ха; если бы в тот момент мимо пронесся не спортивный автомобиль, а мусоровоз. «Если он связался со мной, разве это не означает, что от него все отвернулись?» — убеждал я жену, натягивая шапку. Дочь прислала с факультатива эсэмэску: «Папа, это слишком». В итоге я решил отправить жену и дочку на Чечжу вместе с семьей моего младшего брата. «Ты не хочешь со мной?» — «Куда?» — «К Ки Ха». — «Что я в деревне не видела?» — Губы жены медленно двигались, разжевывая эти слова. Жена и дочь, они отправились на Чечжу на два дня раньше меня.
Я ни разу не ездил в деревню. Да, насколько я помню. Действительно, я видел село несколько раз в шестичасовой «Родной сторонке», да еще порой, мчась по междугороднему шоссе, пролетал мимо деревенских пейзажей. Заехав на Йондонскую скоростную автомагистраль, я почувствовал легкую тревогу. Словно тропическая рыба, которую переселяют на глубоководье, я собрал всевозможное снаряжение. Подготовил походную одежду и обувь; различные медикаменты, бинты, опять же, набор инструментов и охотничье ружье, опять же, достаточный запас дроби и пороха погрузил в багажник. И еще, самое главное, деньги, я прихватил кругленькую сумму наличными. Ничто так не умиротворяет человека, как деньги.