- С каких пор ты стал таким пессимистом?
- Эх, Витька, Витька! При чем тут пессимизм! Вспомни, как мы мечтали! Борьба, открытия, победы... Романтика, одним словом. А вышли на эту "столбовую дорогу", так жизнь нас носом, как котов шелудивых! Мы-то думали заучим назубок десяток формул, десяток исторических дат - и к нашим ногам упадут города и народы. Берите нас, командуйте нами! Мы вас ждали! А жизненного опыта у командиров - с гулькин нос!.. Придешь домой, а дома... Лучше и не говорить об этом.
- Может, как раз об этом?
Виктор внимательно разглядывал Кудряшова, будто не узнавал его.
- Все в одном клубке, а где конец, где начало - не разобрать.
Евгений пошарил по карманам, по привычке отыскивая папиросы, и с сожалением оглянулся назад. Дождь стихал. Со стороны села плыли грузные серые тучи, кое-где в просветах голубело небо. Друзья подходили к кладбищу. Влево от него, ближе к речке, была мельница.
- Ну, дружище! Давай начистоту, - сказал Тарасов. - Что у тебя там?
- Жена, - просто ответил Евгений, глядя другу в глаза, - с которой когда-то мечтал строить белокаменные города и служить людям. А оказалось, что все это не так просто и не так красиво, как в книжках пишут.
- Но вы ведь любите друг друга по крайней мере?
- Думаешь, в этом так легко разобраться?
- Ты неисправим, Кудряш! Пора бы и повзрослеть.
Они свернули влево и прямо перед собой увидели старую ветряную мельницу. Черная, ободранная, с одной отломанной лопастью, она возвышалась на лугу как призрак, как искалеченный великан, явившийся сюда из глубины веков. Кудряшов остановился:
- Здравствуй, старушка! Ракеты, космос, а она...
С минуту молчал, запрокинув голову, а потом сорвался с места и побежал.
Когда подошел Тарасов, Кудряшов стоял уткнувшись лбом в черный, просмоленный бок мельницы. В обломанных крыльях упруго гудел ветер, где-то вверху тонко и жалобно скрипели полуистлевшие доски. Виктор смотрел на ссутулившуюся спину друга и чувствовал, как жалость заполняет его. Надо было что-то сказать, утешить... Виктор знал, что здесь, у этого ветряка, Женька впервые познал счастье любви, и вот теперь у него что-то не ладится.
Внутри мельницы треснула поломанная доска, и не успели друзья сообразить, в чем дело, как почти рядом с ними из проломанной в стене дыры выскочили два мальчугана. Им было лет по двенадцати; босые, с облупленными от загара носами, они испуганно зыркнули по сторонам и бросились наутек.
- Стой! - вскрикнул от неожиданности Тарасов. Мальчишки не оглянулись. Сверкая голыми пятками, они улепетывали к речке.
- Витька, черт возьми! Жизнь-то продолжается... - сдавленно проговорил Кудряшов и засмеялся.
- Закурить надо было бы попросить.
- А ты думаешь, они с собою курево носят? Как бы не так! И все-то ты позабыл, дружок! Здесь надо искать. И спички, и табак, и бумагу...
Евгений помолчал, провел руками по лицу и тихо заговорил:
- Старая, заброшенная мельница... Свидетельницей скольких боев ты была! Сколько переняиных шпаг поломали тут д'Артаньяны! Сколько шишек на лбу набивали твои Шерлок Холмсы и Тарзаны! Витя, ты помнишь тот бой? Когда Мазай свалился в сугроб с верхушьи?
...Это был самый крупный побег из школы, сразу со всех уроков - с первого до последнего. Мысль о побеге созрела в Витькшгой голове после фильма "Три мушкетера".
Накануне мальчишки стайками собирались на перемене, о чем-то загадочно шептались и посматривали в сторону мельницы. А на следующий день учителя недосчитались доброй половины мужского состава как в классе "А", так и в классе "Б".
Внутренняя обшивка мельницы, состоявшая из узких полосок дерева, была тут же ободрана и по Васькиному приказу превращена в грозные шпаги. Армия разделилась надвое. По взмаху Витькиной шпаги ряды мушкетеров застыли, началась торжественная присяга. Каждый должен был стать на колено, откусить от своей шпаги кусочек, съесть его и торжественно произнести: "Клянусь потомками соблюдать тайну этой мельницы и быть честным и смелым в бою!"
В щели мельницы дул холодный, пронизывающий ветер, по полу нижнего яруса тянуло колючей поземкой. Церемониал клятвы явно затягивался, Витька нервничал, видя, как у его бойцов синеют от холода губы, и мысль о том, что ряды их дрогнут и потянутся к теплу школьных классов, заставила действовать решительно.
- Развести костер! - приказал он.
Команда была встречена всеобщим ликованием. Затрещали доски, и через пять минут пламя плясало под самым потолком второго яруса, грозя превратить мельницу в огромный костер. Срочно были приняты меры предосторожности.
Мушкетеры грели носы и руки, гикали, по-тарзаньи прыгая через костер, готовились к сражению.
Армия Витьки Тарасова, в которую его верным помощником и адъютантом входил Женька, заняла менее выгодный в стратегическом отношении нижний ярус. Витька умышленно сделал это, чтобы победа, в которой он не сомневался, была еще убедительней.
Армия противника под командованием Федорка Бредихина заняла более выгодный, второй ярус.
- На абордаж! - гаркнул Витька и полез вверх по лестнице.
Ему навстречу спускался Федорок. Обе армии испустили воинственный вопль и замерли со шпагами наготове.
- На абордаж! - еще раз для верности крикнул Витька, и они с Федорком скрестили шпаги.
При втором ударе шпага Федорка треснула и сломалась. Витька презрительно ткнул его шпагой в живот и во всю мощь закричал: "Ур-рр-рра-а-а!"
По закону чести Федорок считался убитым.
Воодушевленное первой победой, Витькино воинство в едином порыве, без единой жертвы ворвалось на второй ярус. Обескураженный противник дрогнул и полез выше, на третий.
- Полундра! - крикнул Витька, что по принятому коду означало "добивай и преследуй", и преследование началось. Панически отступающий вверх противник нес потери. Уколы шпаг Витькиных мушкетеров приходились как раз в те места, какими положено было сидеть в это время за партами.
Обезглавленная армия пришла в себя только на самом последнем ярусе. Дальше отступать было некуда, дальше была крыша и сбоку огромная дыра, в которую проходило бревно - ось для лопастей мельницы.
- Сдавайтесь! - скомандовал Женька, но Витька приказал послать парламентера.
С платком, привязанным к шпаге, парламентер полез вверх, но тут же был заколот противником со словами: "Русские не сдаются!"
- Кровь за кровь! Муерта! - по-испански добавил Витька и ринулся в последнюю схватку.
Остатки разгромленной армии сражались отчаянно. Жень" ка припер к стене маленького, юркого мушкетера из соседнего "Б". Тот пятился, энергично махая шпагой.
- Сдавайся, Мазай, наша взяла! - еле переводя дух, наступал Женька.
- Фигу, фигу! - отвечал ему тот, парируя удары.
Как потом все случилось, никто не помнит. Только отступающий Мазай вдруг дико вскрикнул, выпустил шпагу из рук и, показав всем задники своих подшитых валенок, провалился в злополучную дыру. На минуту все замерли. Вниз было страшно смотреть.
- Аида вниз, - робко предложил Витька, и все кинулись к лестнице.
Когда подбежали к Мазаю, он как ни в чем не бывало выбирался из огромного сугроба и со слезами на глазах повторял:
- Я тебя первым заколол, первым, а ты все лез! Потом посмотрел вверх, на крышу мельницы, весь как-то сжался и замолчал.
- ..Тогда мы их крепко приперли к стенке. По всем правилам! Хотя и здорово перетрусили за Мазая. Где он сейчас? - спросил Виктор.
- Где-то в Воронеже. Агроном.
- Он же хотел быть геологом.
- Я тоже хотел быть летчиком. Тогда мы все чего-то хотели. Рвались землю перевернуть, да не было точки опоры. Все верили, что она в дипломе инженера или в погонах офицера. А надо было своим горбом попробовать, почем фунт лиха, а потом рваться в командиры. Тогда, может быть, по-серьезней смотрели бы на жизнь. И лучше бы видели окружающее, - сказал Евгений.