— Лучше, чем я помню, — бормочет он мне в шею. — Ты еще пожалеешь, что заставила меня делать это пальцами. Обещаю, в следующий раз я оттрахаю тебя членом.
Затем туман похоти, застилающий зрение, рассеивается, и мой разум внезапно вспоминает, чем я занималась до того, как мое давно забытое либидо запудрило мозги.
— Следующего раза не будет, — говорю я, задыхаясь.
— Не сомневайся во мне. И кстати, нам нужно идти, — говорит он пренебрежительно.
Мои мышцы напрягаются, пытаясь не упасть от избытка адреналина. Как только я полностью освобождаюсь от хватки, мой животный инстинкт снова берет верх, и я бросаюсь к двери, распахивая ее. Слышу, как Роман ругается себе под нос, а потом бросается бежать.
Мне нужно закричать.
Открыть рот и позвать на помощь.
Но ни того, ни другого не происходит, потому что я не могу заставить себя издать ни звука, даже когда он меня ловит. Я брыкаюсь и кажется, что это только для виду. Но говорю себе, что молчу лишь потому, что не хочу, чтобы у него были неприятности.
— Ты очень непослушная девочка, Белла.
От зловещего тона у меня по спине пробегает дрожь, когда он тащит меня обратно внутрь, и ничто, кроме мерцающего уличного фонаря, не подсказывает мне дорогу. Как только входная дверь закрывается, он прижимает меня к дереву своим телом, одной рукой удерживая мои руки над головой.
— Ты как будто напрашиваешься, чтобы тебя наказали, — в этой фразе сквозит надежда, что я снова буду с ним драться, но он дает мне понять, насколько серьезен, прижимаясь своей выпуклостью к моему животу.
— Что… — мои глаза расширяются, когда его свободная рука присоединяется к другой, и что-то мягкое обхватывает мои запястья. Дверь скрипит, когда я поднимаю голову, чтобы увидеть черную веревку.
Открыв рот, я замечаю, что она не обычная. Она не из тех, что продаются в универмаге, и уж точно не имеет ничего общего с грубой пеньковой веревкой, которую он использовал на Маркусе. Осознание того, что он использует шелковую ткань, поражает до глубины души.
Роман знал, что я буду сопротивляться ему, знал, что я попытаюсь сбежать. Он все спланировал. Маска, методы пыток и смерти, разные веревки, послание, которое он оставил вчера, когда я вернулась домой.
Я не знаю, кто этот человек. Роман никогда не планировал заранее, когда дело касалось кровопролития. Он был импульсивен — сначала действовал, а потом избегал последствий. Возникает вопрос, что будет дальше?
— Не делай этого, — умоляю я.
Вижу сосредоточенность в его сведенных бровях, когда он пытается крепко связать мои запястья, но не до боли.
— Я не хочу этого делать, Белла. Думаешь, я желаю причинить тебе боль? — спрашивает он сквозь стиснутые зубы.
— Да.
Он сжимает челюсть, останавливается и смотрит на меня сверху вниз.
— Никогда.
— Это не в первый раз.
Он напрягается, и что-то мелькает в его глазах так быстро, что я не успеваю понять.
Смотрю ему за спину, в сторону кухни, где лежат два мертвых тела.
— Зря ты это сделал, — бормочу я.
Он наклоняет голову, окидывая взглядом мое лицо, уголки его губ приподнимаются.
— Ты могла бы остановить меня.
— Как?
Его взгляд смягчается, и я впервые за этот вечер вижу человека, которого когда-то знала. Того, кто приберегал все свои искренние улыбки для меня и смеялся по-настоящему, только если мы были наедине.
Голос Романа становится опасно тихим.
— Я сделаю все, что ты скажешь.
Я сглатываю и выдерживаю его взгляд, надеясь, что он поймет мои чувства, и мне не нужно будет признаваться в этом самой себе.
— Отпусти меня.
— Что угодно, только не это.
— Роман, — умоляю я.
Все признаки человека, которого я знала, исчезают вместе со вспышкой боли, быстро сменяясь его угрожающей ухмылкой.
— Да ладно тебе. Остались только ты и я.
Он перекидывает меня через плечо, лишая дара речи.
— Опусти меня, — шиплю я, ударяя связанными запястьями по его мускулистой спине.
Он хихикает, а я взвизгиваю, когда он шлепает меня по заднице.
— Блять, как же я скучал по тебе.
Он прижимает мои ноги к своей груди, и мои темные волосы развеваются в такт его движениям. Что еще хуже, я тоже скучала по нему. Скучала по его голосу, по нашим прозвищам, постоянным развлечениям и по тому, как он смотрел на меня, будто я самое прекрасное, что он видел.
Он поднимает с пола спортивную сумку, открывает заднюю дверь, щелкая замком и захлопывает ее за собой. Я извиваюсь у него на плече, продолжая колотить по спине и пинать спереди, бормоча ругательства под нос.
Но, если быть до конца честной, я стараюсь только ради душевного спокойствия — якобы, я не добровольная жертва. Но мы оба знаем правду. Она прямо перед нами и неоспорима: если бы я действительно хотела освободиться от него, я бы это сделала.
Я могла бы закричать, и все вокруг услышали бы. Кроме нас и сверчков, в этом небезопасном районе не слышно ни звука. Но я все равно молчу, пока он несет меня по пустой улице.
Шаги Романа настолько медленны и уверенны, что даже самый лучший детектив не заподозрил бы, что это похищение. Мне удается чуть приподняться на его плечах и наблюдать, как место, в котором я жила последние четыре года, уменьшается вдали, пока не скрывается за деревьями. Трудно поверить, что все крепко спят в своих постелях, не подозревая о бойне в доме номер тридцать четыре.
Роман ставит меня на ноги возле скромного пикапа, берет за руку и цыкает.
— Даже не думай об этом.
Я хмуро смотрю на него. Я даже не думала о том, чтобы убежать, просто ждала, пока он откроет грузовик, чтобы забраться внутрь. Что со мной не так?
В ту секунду, когда он открывает дверцу машины, я вырываюсь из его хватки и проскальзываю внутрь. Забываю о злости, когда он прикасается ко мне, а я обязана злиться за все, что произошло.
Он слишком быстро разрушает мою решимость.
Когда дверь закрывается, я остаюсь одна в темноте машины. И тут до меня доходит реальность — адреналин, нервы, боль между ног и ожог на коже под веревками. Одинокая слезинка скатывается по щеке, и я вытираю ее, пока Роман не заметил.