Это реально происходит.
Роман был ужасен в шахматах и не очень хорош в интеллектуальных играх. Он любил причинять боль руками или тем, что попадется под руку. Но в этом и проблема; он был таким раньше. А человек, который улыбнулся мне, когда я спустилась по лестнице сегодня вечером, — стал настоящим мужчиной. Он физически изменился так, что я даже не могу описать. У него стали шире плечи и острее челюсть. А что же внутри?
Может, он овладел навыками и сейчас пришел поиграть с другой игрушкой? Которую сможет использовать и выбросить, когда надоест.
Воздух наэлектризован, когда Роман с грацией льва опускается на сиденье и напевает незнакомую мелодию, заводя машину. Он увозит нас подальше от квартала, на одну из глухих улочек, постукивая по рулю.
Он расслаблен.
Или просто сумасшедший.
Если бы не свидетельства его жестокости на лице, я бы не поверила ему, если бы он рассказал о том, что сделал.
Почти двенадцать лет между нами не было ни единого секрета, и теперь я даже не знаю, как заговорить с ним и нарушить молчание. Отношения между нами изменились. Мы больше не «принцесса и ее рыцарь». Все гораздо хуже: «заключенная и ее похититель».
— Куда ты меня везешь? — спрашиваю я, не выдерживая его бормотания и постукивания.
— Домой, — тут же отвечает он, и в его тоне звучат почти покровительственные нотки, как будто его ответ был само собой разумеющимся.
— Ты только что оттуда меня забрал.
Он фыркает.
— Это не твой дом, — Роман поудобнее устраивается на сиденье и смотрит в зеркало заднего вида. Предполагаю, для того чтобы проверить, не следят ли за нами. — Наш дом там, где мы живем.
Наш. Мы. Он говорит как человек, который больше не исчезнет из моей жизни.
— Ты зашел слишком далеко.
— Сколько бы крови ни пролилось, для тебя это все равно было бы тяжело.
— Когда это закончится?
Он ухмыляется.
— Когда я буду в могиле, и даже тогда Ад не разлучит меня с тобой.
Я вздрагиваю, когда его теплая ладонь ложится на мою ногу, не оставляя ни единой ниточки, разделяющей нашу кожу. От этого прикосновения у меня кружится голова, и без того в бреду. Мне приходится сжать ноги вместе, потому что тело еще не забыло, до какого состояния он довел меня в доме. Я хватаю его за запястье, пытаясь оттолкнуть, но моя жалкая попытка ничего не значит против его грубой силы.
Я знаю, что он ощутит, если снова запустит руки в мои трусы. Сколько бы я ни твердила себе, что не должна этого хотеть или что мне следует злиться на него, у моего тела другие планы. А у Романа лицо ангела, но разум дьявола.
— Ты сломаешь меня, — шепчу я.
Наблюдаю, как его улыбка становится хищной, и у меня возникает желание убежать.
— Тебя это возбуждает?
Его рука поднимается на дюйм выше, оказываясь между бедер. Мой голос срывается, когда я говорю:
— Нет.
— Не волнуйся. Если ты сломаешься, я соберу тебя обратно. Если побежишь, я побегу следом. Если ты сгоришь, я сгорю вместе с тобой.
Когда я смотрю на его руку, то напрягаюсь совсем по другой причине. В свете угасающих огней города я замечаю черно-красный ручной браслет, выглядывающий из-под его кофты.
Он до сих пор у него.
Смотрю на свое запястье и сглатываю.
Веревки впиваются мне в кожу, и он замечает, как я вздрагиваю.
Он двигает рукой, чтобы что-то подкрутить на центральной панели, но от отсутствия его прикосновения мне не становится легче дышать. Только когда из динамиков доносится тихое чириканье, я перестаю дышать полностью.
Я уже много лет не слушала подкасты о природе. У нас был список всех подкастов, которые мы хотели послушать, и каждый день мы планировали, какой из них послушаем, когда будем засыпать под разными крышами. Он говорил, что так бы как будто будет рядом друг с другом, слыша одни и те же звуки и учась новому.
Когда он ушел, я больше не могла их слушать, потому что была слишком занята, переживая из-за того, что он не рядом. И вот мы здесь, слушаем подкаст, как будто последних трех лет никогда и не было.
Я скептически наблюдаю, как он достает с заднего сиденья одеяло и накрывает им мои колени.
— Поспи, — в его голосе слышится нежность, которую он всегда проявлял только ко мне. — Это была долгая ночь. Я разбужу тебя, как только мы будем на месте.
Я знаю, что должна протестовать, инстинкт самосохранения требует, чтобы я не спала и запоминала, куда мы едем.
Его рука медленно двигается вверх и вниз по моей ноге, утешая. Вопреки здравому смыслу, гипнотическое прикосновение расслабляет мышцы.
Прежде чем уснуть, слышу, как он спрашивает:
— Ты помнишь, что я тебе сказал, Белла? Помнишь, что я тебе обещал?
Конечно, помню. Я никогда не забуду.
ГЛАВА 7
РОМАН
7 лет назад
Роману 15 лет. Изабелле 13 лет.
Я плох в математике, но в последнее время у меня чертовски хорошо получается считать.
43 недели.
301 день.
7224 часа.
Именно столько времени ее не было.
Белла бы гордилась моими усилиями.
Она часто говорила, что любит считать отметки на потолке, когда чувствует, что в голове слишком много всего. Я ее не понимал, потому что считал, если придаешь чему-либо значение, то это потом тебя ограничивает.
Теперь понимаю. Я начал считать шаги, когда иду, не всегда намеренно. Считаю плитку на тротуаре и добавляю себе балл за каждый раз, когда попадаю ботинком в центр. Иногда считаю количество ступенек, когда поднимаюсь или спускаюсь. В половине случаев теряю концентрацию и ошибаюсь в счете, но никто же не следит за мной. Никто, кроме меня, не узнает об ошибке.
Вот несколько примеров моего нового увлечения подсчетом:
Шесть. Столько раз Аарон — мой новый приемный отец — хмуро смотрел на меня этим утром.