— Чье это, Микки?
— Твое.
— Роман, — предупреждает она.
Я внутренне содрогаюсь. Я бы никогда не позволил надеть ей чужое, и у меня не так много денег, как у взрослых, но кое-какие внеклассные занятия изменили это. Я зарабатываю немного, но при первой возможности купил этот медальон. Да, немного поголодал, но это того стоило.
Я не очень хорошо владею руками — не так, как хотелось бы. Рисую иногда, а Белла мастерит браслеты и все такое, но этого недостаточно.
Белла сентиментальна, и я хочу подарить ей нечто прочное, если ей когда-нибудь понадобится разбить окно. Если мы когда-нибудь расстанемся, частичка меня всегда будет с ней, на ее шее и возле ее сердца.
Но ничто и никогда не разлучит нас. Если она до сих пор этого не поняла, ее ждет сюрприз.
— Я сэкономил, — не буду врать, но я пока не готов рассказать Белле всю правду.
— Роман…
— Уверяю, никто никогда не носил его. А теперь заткнись и повернись.
Она не слушает. Конечно, не слушает. Она прищуривает глаза, не веря своим ушам.
— Когда ты купил?
— Где-то полгода назад, — если точнее, 163 дня назад.
Ее плечи слегка опускаются.
— Но ты даже не знал, вернусь ли я.
— Я знал. А теперь повернись.
Она осторожно берет у меня ожерелье, возится с застежкой, открывая половинки сердечка, и у меня внутри все сжимается. Она заслуживает гораздо большего, чем ту фигню, которую я вложил в медальон.
Все мои опасения, что она будет хмуриться из-за того, как это ужасно, улетучиваются, когда ее губы растягиваются в улыбке, и она тихонько хихикает.
Она проводит пальцем по правой половинке медальона, где вложено изображение Микки Мауса, которого я вырезал из журнала. Слева мелким почерком написано «Роман (он же Микки)». Таким образом, она будет хранить в своем сердце не только меня, но и свою маму.
Одержимость Беллы Микки Маусом началась из-за ее мамы, но ей так и не удалось найти ни одной ее фотографии, точно так же, как нет ни одной фотографии моей мамы.
— Микки, — выдыхает она, глядя на меня снизу вверх, глаза ее блестят от непролитых слез. — Это прекрасно.
— Знаю.
Ее теплая улыбка не исчезает, когда она закатывает глаза и протягивает мне ожерелье, чтобы я надел его ей на шею.
Прежде чем она успевает обернуться, я достаю из сумки следующий подарок. Как можно догадаться — брелок с Микки Маусом. Честно говоря, Микки Маус уже не в моде, но мне плевать, лишь бы она улыбалась. Я хочу сохранить у себя воспоминания только о Белле. И сделаю все, что в моих силах, лишь бы увековечить ее счастье, даже если придется наклеить огромное количество наклеек с Микки Маусом на все наши вещи.
Белла утверждает, что ее уже тошнит от этого персонажа, но она все равно замирает всякий раз, когда видит эту чертову мышь.
Наши дети, наверное, будут так же одержимы этим грызуном.
— Мой день рождения был несколько месяцев назад, — грустный тон, который звучит в ее голосе, неуместен. Я вижу, что она все еще не может дать волю чувствам.
Приподнимаю бровь.
— К чему ты клонишь?
— Ты не знал, приеду ли я…
— Знал.
— Я не могу это принять
— Кто сказал, что у тебя есть выбор? — мне хочется застонать и покачать головой. Она делает это каждый раз: притворяется, что моральные принципы мешают ей взять то, что я купил специально для нее, хотя я практически чувствую, как сильно она хочет прибрать это к рукам.
— Я сказала.
— Signore aiutami con questa6. Давай сделаем все проще. Возьми этот чертов брелок, не разыгрывай драму.
Она сердито смотрит на меня, берет брелок и пристегивает его к рюкзаку, ворча:
— Мне уже давно не нравится Микки Маус.
— Верю, верю, но не я устанавливаю правила.
Традиция есть традиция. Каждый прошедший и предстоящий год она будет получать подарок с Микки Маусом. Никаких «если», «и» или «но».
— Ну, и напоследок, — говорю я. И, к счастью, это не имеет никакого отношения к ушастому грызуну.
Между ее бровями появляется небольшая морщинка, когда она забирает у меня оранжевую мягкую игрушку.
— Лисы мне тоже больше не нравятся.
Конечно, еще бы. Ситуация меняется каждый год. В прошлом году это были лисы. В позапрошлом — сороки. В поза позапрошлом — волки.
— Что на этот раз?
— Медведи.
— О боже, только не это. Но, так или иначе, я теперь здесь, и ты никогда больше не будешь одинокой.
ГЛАВА 8
ИЗАБЕЛЛА
3 года назад
Роману 19 лет, Изабелле 17 лет.
Этот день всегда самый тяжелый.
Я всегда думаю о жизни, или, точнее, о той жизни, которая могла бы быть. Не потому, что я думаю, что заслуживаю подобного, или что я должна идти по такому пути, а потому, что, как бы я ни старалась, пустота в моем сердце никогда не заполнится.
Это не значит, что мое сердце совсем пустое. Оно просто никогда не будет целым. В нем всегда будут трещины.
Одна из трещин — та, что склеена — образовалась, когда я родилась, и мой отец решил уйти.
Он также решил, что не будет на моем первом дне рождения, втором или даже третьем. Его не было рядом и в мой первый день в школе, и когда мама заболела и больше не могла за мной присматривать. Я даже не видела его, когда меня забрали в полицию или когда тело мамы превратили в пепел.
Вроде, его зовут Карлос.
«Я сказала ему, Изабелла. Он найдет тебя, и вы станете семьей».
Это она сказала перед смертью.
Я так с ним и не встретилась.
Самая большая трещина, которую не склеишь никаким клеем или скотчем, появилась, когда мне было шесть лет. Сердце разорвалось на миллион кусочков. И это не было быстро. Болело медленно, на протяжении нескольких месяцев, пока другие отнимали у меня кусочек за кусочком. В конце концов, не осталось ничего, что можно было бы забрать.
Мотель, в котором мама убиралась, и место, где я провела детство исчезло.