За одну ночь ушла единственная родная душа, женщина, которая читала мне каждый вечер и заплетала мои волосы в неряшливые косички каждое утро. Я потеряла все.
И что угодно отдала бы, лишь бы вновь просто посидеть на полу, с тупым карандашом и листком бумаги, и смотреть в окно, пока мама бегает по комнатам, прибираясь.
Я мало что помню, но знаю, что, когда она иммигрировала сюда, то влюбилась в «Дисней» и хотела подарить мне детство, которого у нее не было.
До сих пор помню, как мы впервые пошли в «Макдональдс», когда ей повысили зарплату. Я до сих пор помню, как она пела мне песни, качая на качелях или танцуя со мной в гостиной. Наша стереосистема была сломана, но это не мешало маме развлекать свою маленькую девочку. Ничто не помешало бы ей стать лучшей матерью. Она годами копила деньги, чтобы мы смогли съездить в «Диснейленд», и мы, наконец, это сделали в год ее смерти. Именно тогда она подарила мне игрушку, которую я никогда не выпускала из рук, даже Микки говорит, что ее нужно постирать.
Но на этом боль не закончилась.
Стало хуже, когда я переехала в дом Грега. С каждым взглядом, который Маркус бросает на меня, и с каждым словом, которое слетает с его губ, от моего сердца откалывается еще один кусочек.
Но есть моменты, которые исцеляют мое разбитое сердечко.
Когда Джереми вбегает в мою комнату, говоря, что придумал еще одну смешную шутку. Или, когда Микки «покупает» мне принадлежности для творчества и поделок, например, наборы для изготовления свечей или полимерную глину. Даже когда у него возникают проблемы из-за того, что он бьет других детей в школе за то, что они были грубы со мной, или, если я расстраиваюсь из-за того, что кто-то был груб с Джереми.
Я не рассказала ему о Греге и Маркусе и обо всем, что они делают. Даже когда Грег смеется надо мной, и когда Маркус называет меня бесполезной шлюхой, или все скидывает со стола, чтобы я убрала, я ничего не говорю. У нас с Микки есть свой план, и меня не должны выгнать из дома.
Такие дни, как сегодня, всегда бывают самыми тяжелыми, но, как и в любой другой день, Микки делает их легче. Мне не нужно выглядывать в окно, чтобы знать, что он уже ждет меня снаружи. Я слышала, как он приехал, пока готовила завтрак для Грега и Маркуса. Иногда Милли помогает, но обычно она открывает магазин утром, и никогда не знаешь, вернется ли она домой. Честно говоря, я почти уверена, что она боится возвращаться сюда так же сильно, как и я.
На ее месте я бы подала на развод и помолилась за своего сына, который монстр еще похуже, чем его отец. Моего приемного брата нужно посадить за решетку. Он нарцисс, но не психопат. Он получает удовольствие от того, что считает себя выше всех, вот почему он замолкает, когда Роман рядом. Микки, может, и моложе его, но нет сомнений в том, насколько он опасен.
По сути, он мой личный телохранитель.
Я не слышу приближения Джереми, пока он не обнимает меня.
— С днем рождения, Иза, — визжит он, раскачиваясь из стороны в сторону.
Я тихонько смеюсь, на случай, если Грег все еще спит.
— Спасибо, маленький мой.
Он отпрыгивает с яростным выражением в глазах. Это забавно, потому что я всего лишь на голову выше его.
— Я не маленький. Я четвертый по росту в своем классе.
— Хорошо, большой мой.
Он четвертый по росту в своем классе, а их всего тринадцать.
Пусть чувствует себя победителем.
— Смотри, — Джереми сует мне в руки рисунок и указывает на мальчика с вьющимися черными волосами, который вдвое выше девочки с косичками.
— Очко за точность, — язвительно замечаю я, улыбаясь небрежному написанию синим маркером слова «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ИЗА».
— Я высокий, а не большой.
— Я в этом не сомневаюсь, — мне действительно уже пора перестать питать иллюзии людей. — Спасибо, Джер. Мне очень нравится.
Он улыбается той же ухмылкой, которой, должно быть, научился у Микки.
— Я спросил Ро, не хочет ли он подарить подарок от двоих, но он отказал, — он небрежно пожимает плечами. — Сам не знает, что теряет.
Джереми слишком самодовольный для своего двенадцатилетнего возраста. Я бы объяснила это тем, что он считает себя самым умным ребенком в своем классе (он шестой по умности) и дружит с «крутыми ребятами».
Я наклоняюсь ближе.
— Не говори ему, но твой подарок все равно будет намного круче. У тебя лучше получается рисовать.
Его глаза загораются, но он ведет себя так, будто ему все равно, небрежно беря кусочек хлеба.
— Мисс Терри сказала, что у меня все получается само собой.
Заметка для себя: научить Джереми быть скромнее.
— Мне точно нельзя проводить тебя сегодня в школу?
— Да, — он растягивает слово. — Это уже не круто.
— Сам не знаешь, что теряешь, — не знаю, почему я до сих пор спрашиваю. Он не соглашается уже больше года. Джереми считает, что он слишком взрослый, чтобы сводная сестра провожала его в школу, так что теперь мы с Микки вдвоем.
Покачав головой, я убираю рисунок в сумку и выхожу на улицу. Джереми едва замечает, как я глажу его по голове, прежде чем уйти, слишком увлеченный бог знает чем.
Мое сердце замирает, когда я вижу его. В последнее время это происходит все чаще. Из-за него у меня в животе порхают бабочки, и кажется, что весь мир вращается вокруг Микки. Он ходячая катастрофа, и он весь мой.
Наверное.
Надеюсь.
По крайней мере, я полностью принадлежу ему.
Теперь, когда он больше не ходит в школу, кто знает, со сколькими девушками он общается. Еще до этого все девчонки по соседству бросались на него. Он ни разу не взглянул на них, но люди меняются. У него теперь гораздо больше свободы, и я знаю, что Кэсси, администраторша, с которой он работает в автосервисе, всегда хлопает ресницами, глядя на него, особенно когда он весь в масле, вспотевший и небритый.
Иногда она начинает распускать руки. Или, по крайней мере, пытается это сделать. Роман отталкивает ее, как будто ему неудобно, но думаю, это потому, что я рядом.