— Эй! — кричит кто-то, и хватка на моих волосах исчезает, но ощущение жжения остается. Я падаю, и боль отдается в подбородке от удара о бетон.
Не слышу, как близнецы убегают, и не замечаю рук Джанель и учительницы. Кажется, что ничего не существует, пока они поднимают меня на ноги.
Эти парни правы — по крайней мере частично. Мой единственный живой родитель не хочет меня. Джереми вырастет и забудет обо мне. Микки, вероятно, влюбится в ту, кто его заслуживает. В девушку, которая сможет дать ему столько же, сколько и он дает. Она будет смотреть ему в глаза, не стесняясь, разговаривать, не запинаясь. Микки будет с той, кто знает, как любить себя и свою жизнь. Она будет сильной. Она не будет постоянно нуждаться в его защите.
Как только все — и каждый — исчезнет, от меня ничего не останется. У меня нет мечтаний насчет колледжа, я понятия не имею, что буду делать со своей жизнью, помимо планов, которые мы строили с Микки, собираясь попутешествовать по стране.
Я прочитала много книг, где все начинается грустно. Потом героиня извлекает уроки из каждого испытания, расцветает после каждой трудности, и к концу истории она исцеляется.
Это не моя история.
Счастливый конец не описан в моей книге.
Ничто не изменит того факта, что у меня нет родителей. Микки — моя единственная семья, и я должна смириться с тем, что однажды он уйдет к чему-то большему и лучшему.
Я останусь на том же месте, которое сама создала.
Медсестра разрешает мне побыть в ее кабинете, пока не прозвенит звонок. Каждую минуту, предшествующую этому, я провожу в ужасе от встречи с Микки. Ему даже не нужно будет видеть мое лицо, заметив растрепанные косички, он все поймет. Я не смогу солгать ему, а он знает уловки, чтобы заставить меня говорить.
Потом он разозлится и пустит в ход кулаки.
Я смотрю себе под ноги и, игнорируя боль в голове и синяк, образующийся на подбородке, иду туда, где меня ждет Микки. Чем ближе я подхожу, тем больше исчезает чувство уязвимости. Когда он рядом, никто не причинит мне боль. Причиняю только я; как бы Микки ни старался, он не может защитить меня от себя самой.
Ученики, которые знают репутацию Романа, снуют мимо него, не смея посмотреть в его сторону. Я физически ощущаю момент, когда он решает, что сегодня ночью прольется кровь.
— Что случилось? — его руки оказываются на мне в считанные секунды, он задирает рукава и поворачивает мое лицо, чтобы осмотреть. В ту секунду, когда он замечает синяк на моем подбородке, то взрывается. — Кто, блять, это сделал?
— Никто… ничего страшного, — я пытаюсь вырваться из его хватки, но он сжимает еще крепче. — Я просто хочу домой.
— Нихрена себе «ничего страшного».
От него волнами исходит ярость, и я смотрю себе под ноги, потому что, если его серебристые глаза посмотрят в мои, я сломаюсь. Он обхватывает мою щеку и приподнимает лицо.
— Посмотри на меня, Белла. Расскажи, что случилось.
— Ничего не случилось, — я все еще не могу заставить себя посмотреть на него. — Мы можем просто уйти?
— Думаешь, тому, кто причинил тебе боль, это сойдет с рук? Ты уже знаешь, что нет.
Я качаю головой и смаргиваю слезы, как настоящая малявка. Не хочу плакать перед ним, потому что это станет еще серьезнее, а я хочу, чтобы казалось, будто у меня все хорошо.
— Не важно, Микки. Я просто хочу забыть об этом и продолжать жить, — мое лицо болит, душа ноет. Единственное, чего я хочу, это забраться под одеяло и поплакать в подушку.
— Назови мне имя.
На кончике моего языка вертится ответ.
— Я не могу продолжать бегать к тебе, ища спасения.
— Не нужно бегать; я уже буду там.
— Нет, не будешь. Однажды ты пойдешь дальше, и мне нужно будет научиться постоять за себя. Ты не всегда будешь рядом, чтобы помочь.
— Буду, черт побери! — он смотрит на меня смертельным взглядом. — Имя, Изабелла.
— Нет.
— Назови мне имя, и мы пойдем.
— Микки, нет, я…
— И что дальше? Как ты планируешь остановить задиру, если он снова побеспокоит тебя? Ты ударишь его?
Я собираюсь сказать «да», но мы оба знаем, что это будет ложью. Я бы ударила ради Джереми, может быть, ради Джанель, но сама всегда буду несчастной жертвой.
— Я поговорю с ними.
— С ними?
Если бы это был один человек, Роман не стал бы допытываться. Он бы просто ждал, пока я не расколюсь. Двое? Он сожжет это место дотла, лишь бы выяснить.
— Скажи, на мне это когда-нибудь срабатывало? Кто-нибудь… когда-нибудь отговаривал меня от драки?
Нет. Возможно, я могла бы, но ненадолго. Вместо пяти сломанных костей были бы две.
— Они впервые тебя беспокоят?
Я смотрю на впадинку между его ключицами.
— Ты можешь, блять, заваривать им чай и писать чертовы письма, как в сказках. Но они не перестанут донимать тебя. Они пробовали кровь на вкус и заставили тебя плакать. Они думают, что победили, и будут продолжать возвращаться, потому что, дразня кого-то слабее — они чувствуют себя сильнее. Им нужно дать понять, что они проиграли — и они проиграли, как только прикоснулись к тебе.
Я знаю, что он прав. Ненавижу, что он прав. Я слаба. Если бы это была дикая природа, я бы давно умерла без Микки. Подохла бы при естественном отборе. Он не просто спасает меня или предотвращает причинение вреда. Он помогает мне собрать осколки сердца вместе.
— Михаил и Максим Андровы. Они близнецы.
— Хорошо, — говорит он.
Я знаю, что произойдет дальше, и у меня нет абсолютно никаких угрызений совести или вины. Даже не буду умолять Романа быть с ними помягче. Когда он говорит «хорошо», я не возражаю. Что со мной не так?
— Где твой телефон?
Внезапная смена темы приводит меня в замешательство.
— Что?
— Твой телефон. Где он?
— Я, э-э… — почему я не могу связать предложение рядом с ним? Что со мной происходит? Я прочищаю горло. — В сумке.
— Повернись, — он не ждет, пока я сделаю, как он сказал. Хватает меня за плечо, разворачивает к себе, достает телефон из переднего кармана, разворачивает меня, а затем вкладывает устройство мне в руку. — В следующий раз, когда что-нибудь случится, позвони мне. Даже если захочешь спросить, какую рубашку тебе надеть или попросить что-нибудь вкусное. Насрать, работаю я, сплю или лежу полумертвый; бери телефон и звони мне. Я достану все, что тебе нужно, даже если буду в могиле, Белла. Никакой бог не помешает мне прийти к тебе. Бери телефон и звони мне раньше, чем полиции. Поняла?