Но, конечно же, он пришел спасти меня, как всегда, размахивая кулаками и предлагая долбанный ингалятор.
Я отбивалась от Романа каждый раз, когда он приближался ко мне, но теперь моя рука болит из-за того, что я била похитителя, и наверное, потянула несколько мышц, пытаясь вырваться. Но, в конечном счете, руки Романа все равно оказались на мне, и, если я буду честна сама с собой, это единственное, что удерживает меня от истерики.
До того, как Роман попал в тюрьму, я — прежняя Изабелла — забилась бы в угол, чтобы поплакать, и цеплялась за Микки, как за спасательную шлюпку на тонущем корабле. Я была напуганной, травмированной и слабой маленькой девочкой.
Раньше испытывала страх, только когда Маркус смотрел на меня с вожделением. Я задыхалась, когда ко мне прикасались незнакомцы. Страх был и остается, да. Но мой ужас подружился с яростью, что создает взрывное комбо.
Я все еще слаба; признаю это. Если бы не поддержка, которую оказывают его руки, я бы уткнулась в колени, поддавшись эмоциям. Если бы Роман не нашел меня тогда, кто знает, какой кошмар я бы пережила. Но факт остается фактом: он — единственная причина, по которой со мной это случилось.
Мне бы не понадобилась спасательная шлюпка, если бы он не поджег корабль.
Я не знаю, направить ли свой гнев на Микки или использовать его в качестве спасательной шлюпки, ведь у меня одно весло, а у него второе, но он в любую секунду может прыгнуть за борт. Я готова грести до изнеможения, но, по крайней мере, буду контролировать свою жизнь.
Мы останавливаемся перед мотелем, и он запирает двери машины, когда мой палец касается ручки.
— Выпусти меня, Роман, — выдавливаю я.
Мне нужно смыть ощущение рук того мужчины и всю засохшую кровь под ногтями, на руках и лице. Затем я буду рыдать в подушку.
И потом побью Романа…
Ладно, нужно ставить свою безопасность превыше всего.
— Поговори со мной.
Тишина.
— Отлично, тогда мы останемся здесь на всю ночь, — я слышу, как он устраивается поудобнее на своем месте. — Я не смогу тебе помочь, если ты не поговоришь со мной.
— Мне не нужна твоя помощь, — огрызаюсь я.
Долго же ты молчала, Белла.
— Ты права. Не так подобрал слова. Мне жаль, что ты оказалась в центре всего дерьма; этого не должно было случиться. Я все исправлю, — обещает он.
Я качаю головой.
— Ты ничего не сможешь исправить. Это уже случилось.
— Посмотри на меня, Белла.
— Нет, — он тянется ко мне, и я быстро добавляю: — Если я посмотрю на тебя, то вспомню ощущение его рук на своей шее, и ощущение его тела за спиной. Так что нет, Роман, я не буду сейчас смотреть на тебя.
Роман пообещал, что со мной ничего не случится, а я пообещала, что не оставлю Дэмиена и не буду разговаривать с незнакомцами. Думаю, мы оба лжецы.
Воздух становится приторным. Мои слова ранят его. И он прав. Я не смогу все забыть, пока не выговорюсь. На самом деле, поразмыслив, мне действительно есть что сказать. Мы снова здесь: принимаем последствия действий.
Я смотрю ему в глаза, и вспоминаю, как выкрикивала имя Романа сквозь кляп.
— Я виновата, что не осталась с Дэмиеном. Но ты виноват, что я оказалась там. Ты подверг меня опасности. Не я.
Мышцы на его челюсти напрягаются.
— Он должен заплатить за то, что сделал.
Слишком много людей подпадают под слово «он». Варгас, Дэмиен, Рико, придурок, который похитил меня. Роман вступит на тропу войны, конца которой не видно, и я не планирую стать жертвой.
— И ты тоже.
Его брови приподнимаются.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Если ты пойдешь мстить, я уйду. И всю жизнь буду делать так, чтобы ты никогда не вернул меня обратно. Можешь связывать, но никогда меня не заполучишь. Я никогда не буду твоей.
— Это подземный мир, Изабелла. Каждый человек, которого ты встречаешь, еще хуже, чем предыдущий.
Я вздрагиваю. Услышав, как он это говорит, многочисленные «что, если» вспыхивают снова, будто извержение лавы.
— Ты думаешь, я не понимаю? Когда он вытащил меня из туалета, я знала, что они могут передать меня каждому из его людей, и я ничего не смогу с этим поделать. Я знала, что они могли пытать меня так же, как ты пытал Маркуса и Грега. И я была в ужасе.
Его губы сжимаются, он судорожно сглатывает.
— Я бы не позволил этому случиться.
Опять это?
— Хватит говорить одно и тоже. Не неси бред, — я размахиваю окровавленными руками и указываю на него пальцем. — Ты ни хрена не можешь сделать. Помнишь, что сказал мне прошлой ночью? — я не жду его ответа. — Что никто не поднимет на меня руку, потому что ты будешь обеспечивать мою безопасность. Посмотри на меня, Роман. Ничего не произошло? По-твоему, я нормально выгляжу? Нет, блять, точно нет, Роман.
— Я думал, ты сбежишь.
Я напрягаюсь.
— Прости? — я ожидала, что он выдаст мне список оправданий или тысячью способами выразит, как ему жаль или как он будет заглаживать свою вину. Только не это.
У него надламывается голос.
— Я не хотел оставлять тебя в мотеле, потому что думал, что ты сбежишь.
Я долго смотрю на его профиль. Единственный звук — наше дыхание.
— Значит, ты предпочел подвергнуть меня опасности и рискнуть потерять навсегда? — я больше не могу кричать.
Он поворачивается ко мне, на его лице смесь вины и страдания. Это неправильно, но я хочу стереть его боль поцелуем или забрать себе. Но нельзя сейчас жертвовать собой.
— Я не думал, что они представляют реальную угрозу, — он заламывает руки, потирает пальцы и покачивает ногой. — Худшее, что они сделали в тюрьме, — попытались поставить мне подножку.
Я откидываю голову на спинку сиденья и вздыхаю. Я верю, что он правда так думал. Но как я могу быть с тем, кто притягивает опасность, но не видит ее, когда она смотрит ему прямо в лицо?
— Ты ошибся, Роман.
— Прекрати называть меня так.