— Есть один малый, — начинаю я. — Его зовут Джереми. Он жил с Беллой, — мне не нужно больше ничего объяснять. Даже если будет тайное усыновление, Дэмиен сможет найти информацию.
Он кивает.
— Он под нашей защитой, — Дэмиен бросает на меня последний взгляд. — Береги ее, — говорит он, уходя.
Я заглядываю в пакет, который он вручил, не обращая внимания на кислый привкус во рту. Это кровавые деньги. Раньше у меня никогда не было проблем с этим, но тогда на них была только моя кровь или кровь другого человека. Теперь на них кровь Беллы.
Если бы нам не нужны были деньги и Белла не прошла через ад, чтобы попасть сюда, я бы избавился от наличных, не задумываясь.
Но сейчас мы в бегах от всех и вся. Мне все равно, куда идти и что делать, главное, чтобы она была рядом. Возможно, сейчас она не чувствует того же, что и я, но потом все наладится. У нее нет выбора.
Когда возвращаюсь в комнату, она снова делает все возможное, чтобы не смотреть на меня. Я хочу, чтобы она выплеснула на меня свое разочарование и злость. Хочу, чтобы она плакала, кричала или хныкала — что угодно, только не это гнетущее молчание.
Может быть, нужно сменить обстановку. Может быть, немного поспав и поев, она обратит на меня внимание.
Мы молча запихиваем все вещи в машину, а потом сваливаем к чертовой матери из Чикаго.
Что за хрень.
Может быть, немного поспав и поев, она обратит на меня внимание. Вот правда, что за хрень я сказал?
Белла хорошо выспалась; я слышал ее тихое похрапывание, когда она сидела ко мне спиной в машине. Скоро я буду знать ее затылок лучше, чем собственную руку.
Я потащил ее в продуктовый магазин — да, потащил. Как уже сказал, я не выпускал ее из виду, и, оглядываясь назад, это было ужасной идеей. Она вся в синяках, не пользовалась никакой косметикой, чтобы скрыть это, и при виде того, как я ее тащу, любой мог вызвать полицию.
Я купил все ее любимые закуски и готовую еду на вынос — я даже подарил ей плюшевого мишку, обнимающего сердечко с надписью «Я люблю тебя».
Она с радостью приняла подарок. Взяла плюшевого мишку, но изуродовала его. Буквально голыми руками вырвала синтепон изнутри и бросила его на заднее сиденье, затем повернулась на бок, спиной ко мне. Снова.
И люди называют меня психопатом.
Если бы я не был за рулем и мы бы не пытались убраться к чертовой матери отсюда, я бы съехал с дороги и перекинул ее через колено, отшлепав за плохое поведение.
Да, она травмирована тем, что произошло, но если держать все в себе, это никому из нас не поможет.
Прошло двадцать четыре часа, а она не сказала ничего, кроме: «Хочу в туалет». Я увидел в этом возможность пошантажировать ее: «Поговори, и я остановлюсь».
Сработало?
Нет. Упрямая принцесса сдерживалась еще час, прежде чем я сдался.
Эта девчонка держит меня за яйца.
Я даже пытался говорить вещи, которые разозлили бы ее. Она заглотила наживку? Блять, нет. Королева игнора.
Теперь мы здесь, в дерьмовом мотеле. Она повернута спиной — и это прекрасно, потому что она в моих объятиях, ее бедра прижаты к моим, как идеальная маленькая ложечка к большой. Она по-прежнему не произнесла больше ни слова — даже когда я зашел с ней в душ. И я решил дать ей еще двенадцать часов, прежде чем пойти ва-банк.
— Белла, — говорю я ей в волосы.
Тишина.
Да ебаный в рот.
— Лучше начни говорить, иначе пожалеешь об этом.
Ничего.
— Я даю тебе последний шанс. Если думаешь, что хуже уже быть не может, то есть кое-что еще, малышка.
Ничего.
Я вздыхаю и крепче прижимаю ее к своей груди.
— Не говори потом, что я не предупреждал тебя, Изабелла.
Мягкий свет проникает сквозь занавески, освещая пылинки, витающие в воздухе. Затхлый воздух раздражает ноздри, но легчайший аромат чего-то сладкого успокаивает нервы.
Господи Иисусе, который час? Такое чувство, будто меня сбил грузовик. Судя по блеклому свету, для меня еще слишком рано. Где-то восемь или девять часов утра.
Я стону, когда протягиваю руки за спину, чтобы притянуть Беллу к себе. Вместо теплой кожи мои руки касаются пустой и прохладной поверхности.
Сердце подскакивает к горлу, я резко выпрямляюсь.
— Белла?
Не дожидаясь ответа, я бегу и распахиваю дверь ванной.
Пусто.
— Белла! — кричу я, подбегая к входной двери и выбегая на дорожку мотеля. Парковка пуста; кроме старика, я больше никого не вижу.
Вбегая обратно в дом, я наконец замечаю, что ее ботинки и куртка пропали. Как и Микки Маус. Она сбежала… она сбежала от меня, как я и боялся.
Блять.
Блять. Блять. Блять.
Я замечаю ее телефон на прикроватном столике и наши удостоверения личности точно там же, где я оставил их прошлой ночью. Мой открытый бумажник лежит поверх куртки, но он до краев набит наличными, как будто она открыла его и передумала, или взяла всего несколько долларов, чтобы я не заметил.
Натянув штаны и ботинки, я запихиваю все наше барахло в машину и завожу двигатель. Едва оглядываюсь назад, выезжая задним ходом на главную улицу. Иней, покрывающий окна, медленно тает от ревущих обогревателей.
Мое сердце колотится о ребра, когда я мчусь по разным дорогам. Это маленький сельский городок с двумя мотелями и единственным продуктовым магазином. Я паркуюсь и проверяю каждое здание, в котором она может быть; она не могла далеко уйти.
Если только она не села на автобус.
Я нажимаю ногой на газ и вожусь с телефоном, чтобы найти вокзал, плевать какой, с поездами или автобусами, лишь бы найти ее.
Я почти не обращаю внимания на дорогу, ускоряясь, следуя маршруту. Шины с визгом останавливаются перед коричневым зданием, возле которого всего две автобусные остановки. Беллы там нет.