Не знаю, когда он разгадал мой план, но в одну секунду я прыгаю на ковер, а в следующую мое тело зажато между стеной и твердым телом.
Он обвивает руку возле моей шеи, слегка надавливая. Его обнаженная грудь вибрирует у меня за спиной от рычания.
— Это было не очень умно с твоей стороны.
Страх возбуждает мои нервные окончания. То ли по чистой глупости, то ли из чистого мазохизма я спрашиваю:
— Что ты с этим сделаешь?
От его глубокого, раскатистого смеха мои волосы встают дыбом.
— Ты бросаешь мне вызов, Изабелла?
Одним движением он наполняет меня своим членом, растягивая сильнее, чем пальцами. Моя голова безвольно откидывается на его плечо, а спина выгибается, чтобы принимать каждый его толчок.
— Кажется, ты хочешь лишиться возможности ходить.
Крик вырывается из моего горла, когда его умелые пальцы находят чувствительный комочек. Никакие мои мольбы не вызывают в нем милосердия. Роман безжалостен.
Перед глазами мерцают точки, необузданные стоны срываются с моих губ. Затем, внезапно, он останавливается. Я сдерживаю стон. Не хочу, чтобы он останавливался.
— Когда я отпущу тебя, ты побежишь к двери, — мрачная интонация его голоса вызывает дрожь во мне.
Мои глаза расширяются.
— Но я голая.
— Тогда лучше прячься, потому что я убью каждого, кто посмотрит на тебя.
Он говорит всерьез. Это не угроза, это обещание.
— Микки, — умоляю я.
Он отпускает меня.
— Беги.
Одно слово, и все вокруг кружится.
Я убегаю. Разбитое сердце в моей груди громко бьется, эхом отзываясь в ушах. Я сосредотачиваюсь на входной двери, как он и сказал.
Хочу, чтобы бог услышал мою молитву хоть раз в жизни. Пожалуйста, пусть на улице никого не будет.
Точно так же, как неделю назад, моя свобода перед лицом. Мне лишь нужно открыть эту чертову дверь.
Но он останавливает меня на пути к цивилизации, когда моя рука касается ручки.
Схватив за волосы, дергает меня назад и прижимает к своей груди, а с моих губ срывается крик.
— Ты не сможешь убежать от меня, — напевает он. — Ты никогда не уйдешь от меня.
Нет выбора, кроме как подчиниться. Он ведет меня обратно к кровати. Бесполезно опираться на руки, когда он толкает меня лицом в матрас, потому что его торс находится прямо у меня за спиной, надавливая сверху.
Он входит в меня без предупреждения, посылая удовольствие и боль. Хлопковая простынь заглушает мои стоны и крики, а давление, нарастающее в моем естестве, невозможно остановить. На этот раз я уверена, что не выживу. Когда оргазм пронзает меня, все погружается во тьму, и я лишь слышу, как Микки рычит, изливая в меня свою сперму.
Твердые мышцы его тела прижимают меня к кровати, он обдувает своим затрудненным дыханием мою потную кожу.
Мое сердце подпрыгивает, когда Микки переворачивает нас, затаскивая меня на себя. Затем целует меня так, словно больше ничего другого не хочет делать. Ни здесь, ни в любом другом мире.
Мы обнимаем друг друга, растягивая удовольствие. И я осознаю еще одну истину: мы проявляем лучшее и худшее друг в друге, но дышать можем только когда мы вместе. Несмотря на всю темноту прошлого, наша история любви банальна и слащава, потому что ничто другое не имеет значения, пока мы друг с другом.
ГЛАВА 33
ИЗАБЕЛЛА
— Хочу тебе кое-что показать.
Я моргаю, глядя на Микки, желая оставаться в таком положении целую вечность.
— Что?
На его лице появляется кривая улыбка.
— Сюрприз.
Я издаю стон.
— Эй, — возражает он. — Когда это я устраивал плохие сюрпризы?
Он прав, надо отдать ему должное.
— Помнишь, в восемь лет, ты поймал для меня мышь, и мне понадобилась прививка от столбняка, потому что она меня укусила.
— Мне было десять, — протестует он, а затем говорит себе под нос: — Не могу поверить, что ты до сих пор это помнишь.
Я прикусываю внутреннюю сторону губы и оставляю поцелуй на его груди.
— Тогда надо было конкретнее задавать вопрос.
— Пошли давай.
Игриво ударяя его по груди, я позволяю ему выскользнуть из-под одеяла и надеть штаны. Следую его примеру и быстро бегу через комнату, чтобы надеть что-нибудь потеплее.
— На этот раз никаких повязок на глаза, — говорю я.
Он чертыхается. Я поворачиваю к нему голову, и он подмигивает мне, ухмыляясь.
— Мы это обсудим.
Взяв за протянутую руку, он ведет меня по коридору мотеля с облупившимися обоями и паутиной по углам.
— Мне стоит бояться? — спрашиваю я, обнимая его за бицепс.
По моему телу разливается тепло, когда он целует меня в лоб.
— Никогда.
— Ни капельки?
— Заткнись, Белла.
Я хихикаю и крепче сжимаю его руку, отказываясь отпускать, пока мы идем к лестнице.
Микки ухмыляется.
— Насчет повязки на глазах… это вообще обсуждается?
Моя кожа краснеет, когда кто-то проходит мимо, и я шиплю:
— Мы на людях.
— Это предложение? Малышка, мысль о сексе на публике сводит меня с ума.
— Что? — взвизгиваю я, прячась за своими распущенными волосами.
— Тогда никто не будет сомневаться, кому ты принадлежишь, — подмигивает он и говорит себе под нос: — И потом они сдохнут.
Я издаю нервный смешок, и у меня по коже бегут мурашки. Боже милостивый, что задумал этот человек?
А что может быть хуже? Моя первая мысль — мертвое тело, но вряд ли меня теперь это будет сильно беспокоить. И Микки ни за что не покажет мне мертвое животное.
Господи, а что, если он совершил импульсивную покупку и купил маленькую спортивную машину? Однажды он купил три мотоцикла, потому что не мог выбрать один.
— Пожалуйста, не завязывай мне глаза, — шепчу я.
Глядя в потолок, он стонет.
— Мн теперь нельзя тебе перечить, да?
— Думаю, ты не сможешь сдержаться.
Он щурится, затем качает головой из стороны в сторону.