— Ты права, — как только мы входим в парадную дверь, он проскальзывает ко мне сзади и закрывает глаза своими теплыми руками. — Ты сказала, никаких повязок. А про руки не говорила, — шепчет он.
Я издаю стон разочарования, но нервов на споры уже нет, поэтому я молчу, пока Микки ведет меня вперед. Тротуар под ногами сменяется гравием, который хрустит с каждым нашим шагом, пока мы резко не останавливаемся.
— Ты готова, принцесса?
Нет.
— Да.
Я задерживаю дыхание, когда он убирает руки. Мои губы приоткрываются от вздоха.
К кузову пикапа прицеплен причудливый фургон. Из-за окон с серебряной отделкой выглядывают кремовые кружевные занавески. Именно такие фургоны можно увидеть в ретро-журналах и на досках пинтерест «винтажный стиль».
Я уже представляю, как он стоит рядом с деревом на берегу моря, а мы оба сидим на раскладных стульях. Или отдыхаем в лесу с гирляндами, свисающими с деревьев, устроив пикник на влажной траве.
— Сюрприз, — шепчет Микки мне на ухо.
— Микки… — это все, что мне удается произнести.
Это то, чего я всегда хотела, сама того не осознавая: иметь возможность путешествовать по стране, ощущая песок между пальцами ног, ощущая вкус свободы. И чтобы нас ничто не сдерживало.
— Знаю, — самодовольно говорит он. — Жду аплодисменты.
Поворачиваясь в его объятиях, я встречаюсь взглядом с его потрясающими серыми глазами, которые всегда смотрят в мои, даже когда я этого не хочу.
— Сейчас десять утра. Как ты нашел фургон?
Его глаза сужаются, но потом губы расплываются в улыбке.
— Это первое, что пришло тебе в голову? — он усмехается. — Какая ты любопытная, малышка.
— Не заговаривай мне зубы.
Он заставляет меня замолчать поцелуем.
— Все благодаря интернету, — его сильные пальцы переплетаются с моими, и он тянет меня за собой. — Давай покажу тебе наш новый дом, — отперев дверь, он распахивает ее, пропуская меня внутрь.
Роман выглядит так же, как и тогда, когда мы впервые ездили в «Дом ужасов» много лет назад. Улыбка от уха до уха, ведет себя как ребенок, который знает, что он молодец, и ждет, когда его осыплют комплиментами.
«Необычный» — идеальное слово для описания внешнего вида фургона и самое неточное для описания внутренней части.
Серебряные краны и ручки отражают утренний свет, как будто к ним не прикасались с момента установки. Под окном с занавесками стоит кровать с горой подушек. Идеально белые шкафы, гладкие деревянные стены, белоснежные мраморные столешницы, и даже ванная комната выглядит так, словно ею никогда раньше не пользовались.
— Ты его отреставрировал? — спрашиваю я Микки, медленно осматривая обновленный интерьер. Наверное, сначала эту штуку здорово разломали, чтобы потом поставить все новое. Не представляю, когда он этим занимался, ведь он еще делал ремонт в «Доме ужасов».
Он качает головой, шлепает меня по заднице и проходит мимо, чтобы упасть на кровать.
— Иди сюда, — зовет он, протягивая мне руку.
Переплетая свои пальцы с его, я позволяю ему притянуть меня к своей груди, служащей барьером между мной и голым матрасом. Мы лежим в тишине, пока он рисует узоры на моей спине, всякие завитки и сердечки. Жар его пристального взгляда обжигает мое лицо.
Я была неправа. Все это время я заблуждалась в своих взглядах на Микки. Роман Ривьера — не лжец, который бросил меня. Я думала, что была никем для него.
Поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
— Спасибо, — говорю я.
— За что? — он улыбается, готовый выслушать похвалу.
— За фургон, — но на самом деле я благодарна не за это.
— Продолжай, — говорит он.
— Ты дал все, что мне было нужно, пока я пыталась стать другой. И спасибо за то, что ушел, — говорю я. Микки вопросительно наклоняет голову набок. — Ты дал мне шанс оплакать ребенка, которым я никогда не была, и стать взрослой.
У меня не было цели, я работала не на той работе, жила не в том доме, окруженная людьми, которые ждали моего падения. Мне было противно быть такой, но я смирилась. И когда Микки вернулся, то освободил меня.
— Но это не все, за что я благодарна, — добавляю я. — Спасибо, что вернулся ко мне, Микки.
— Всегда, — он мягко целует меня в лоб, а потом заправляет прядь волос за ухо. — Не благодари меня, Белла. Я всегда буду это делать.
— Ты спас меня, — честно говоря, я не была уверена, что выбралась бы оттуда живой без него. Я была напугана и отчаянно пыталась дышать, но не желала хватать ртом воздух.
Он улыбается мне, и я улыбаюсь в ответ.
— Я так не думаю.
— Ты мой рыцарь в сияющих доспехах, Роман Ривьера.
Он кивает, прижавшись ко мне головой.
— Да. Но тебя никогда не нужно было спасать. Тебе просто нужен был человек, который будет напоминать, что ты не одинока. И на случай, если я еще не сказал, я горжусь тобой, малышка.
Мои щеки вспыхивают от его лучезарной улыбки.
— Я тоже горжусь тобой, Роман.
С тех пор как мне исполнилось шесть, он каждую свободную минуту заботился обо мне, защищал. Я не могла защитить его, когда мы были детьми, но могу сейчас.
Не произнося ни слова, я смотрю на него, надеясь, что он поймет мое обещание.
Ты никогда не вернешься в ящик, Микки.
Ритмичный стук колес по асфальту прекращается, и я просыпаюсь. Мои пальцы впиваются в новое покрывало, все еще хрустящее и свежее.
Микки отпустил меня в универмаг, чтобы купить для фургона все, что я захочу. Шкафы теперь забиты едой, столовыми приборами и одеждой. Гирлянды развешаны по стенам над нашими рисунками. Только потом, по пути, я решаю купить что-нибудь еще.
Он даже смягчился и позволил мне приобрести несколько бюстгальтеров.
Как бы ни была верна поговорка «дом там, где сердце», все равно хочется, чтобы в доме — или в фургоне — было уютно.
Впервые в жизни я чувствую себя довольной.
Дверь скрипит, когда Микки заходит внутрь. Он проснулся раньше, чтобы сесть за руль, и позволил мне поспать. Я даже не слышала, как он встал. Мы просто поехали, и я сама сообразила, что к чему.