Он понимал, что прав, но чувствовал себя ужасно. Пациент умер у него на руках. Черт же дернул его выбрать такую специализацию! Олджер отвернулся от носилок и посмотрел на часы, висящие над дверью.
— Запишите — смерть наступила в три часа пятнадцать минут.
Он медленно стянул перчатки. Сестра Гомес толкнула носилки вперед и покатила их к лифту. Лифт доставит труп в анатомичку, потом — в морг. Сначала, конечно, будет вскрытие — слишком много странностей в этой кончине. Может быть, патологоанатомы смогут выяснить, что произошло, и Олджеру больше не придется себя проклинать. Но пациенту уже все равно.
Веки Олджера внезапно налились свинцом, лицо словно превратилось в одутловатую маску — кожа полностью потеряла чувствительность. Чья-то рука легла ему на плечо. Олджер поднял голову — рядом стоял Деннис Кроу.
— Мы сделали все, что могли, — сказал Кроу. — Что бы там ни подумал Дюк, не все в таких случаях зависит от нас.
Олджер задумчиво взглянул на коллегу, но, услышав характерный звук, обернулся. В открытые двери реанимационной палаты въезжали следующие носилки, везущие еще живого пациента.
Двенадцать часов спустя Майк Лифтон, отчаянно борясь с тошнотой, наблюдал, как его напарник Джош Кемпер вытягивает из стены цинковый ящик. Смрад разлагавшейся плоти смешался с резким запахом дезинфекции, заполнившим помещение морга. Гримаса омерзения уже несколько минут не покидала лицо Майка и постепенно становилась все более кислой. Ему явно не стоило соглашаться составить компанию Джошу, хотя тот и был его соседом по комнате. Между тем Джош Кемпер — долговязый лопоухий молодой человек с массивными конечностями — сохранял полное спокойствие.
— Рано или поздно ко всему привыкаешь, — рассуждал Джош. — Полезно также периодически вспоминать, сколько денег за это платят. Как ни крути, а двадцать баксов в час, разливая кофе в Старбексе, не заработаешь.
Майк попытался выдавить из себя смешок, но он застрял где-то в горле. Его руки в хирургических перчатках машинально теребили рукава халата. Холодный пот тонкими противными струйками тек между лопаток.
Труп был запакован в полупрозрачный пластиковый пакет с длинной «молнией». Когда Джош расстегнул замок, Майк непроизвольно попятился.
— Можно приступать, — объявил Джош. У Майка пересохло во рту. Руки перестали мять халат и принялись теребить огненно-рыжую шевелюру. Майк не впервые участвовал во вскрытии — за шесть семестров он распотрошил достаточно покойников, чтобы населить ими среднебюджетный фильм ужасов. Но ни один из тех трупов не был таким… свежим.
Тело молодого мужчины показалось ему каким-то бледным — почти серо-голубого цвета. Глаза были плотно закрыты, широкие скулы проступали сквозь кожу. Тело постепенно начинало коченеть — квадратная челюсть выдвинулась вперед, шея напряженно вытянулась. И — ни одного повреждения, ни синяка, ни крохотной царапины. Внимание привлекала только красочная татуировка на правом плече.
— Красивый дракончик, — прокомментировал Джош. — Но кожи испортил примерно на триста долларов.
Майк не был слишком сентиментален, однако такое циничное замечание его покоробило. Он, конечно, напоминал себе, что подработка в донорского банке кожи — отличная прибавка к стипендии и великолепная практика для будущего хирурга… но от этих напоминаний легче не становилось. Поведение однокашника тоже не ободряло — оно не имело ничего общего с профессиональным хладнокровием, приобретаемым вместе с опытом, отнюдь — Джош Кемпер таким родился. Он едва не вылетел из медицинской школы штата Колумбия за жонглирование двумя поджелудочными железами во время практики по нормальной анатомии. В общем тогда еще стало ясно, что из парня выйдет отличный патологоанатом.
Майк был другим, и на первом вскрытии едва не свалился в обморок, стоило профессору сделать первый надрез. За последующие три года он научился сдерживаться, но не до такой степени, чтобы ему доверили скальпель хирурга.
— Если бы не татуировка, — приговаривал Джош, любуясь на труп, — это был бы экземпляр высшего сорта. Руки-ноги на месте. Даже банк глазных трансплантантов еще не успел поживиться — видишь, зенки пока на месте.
Майк опустил глаза и отвернулся, пытаясь взять себя в руки. «Мы делаем нужную и полезную работу», — твердил он себе. В конце концов человеческое тело — это набор запчастей. Кто-то должен разбирать их, если есть нужда в подержанных сердцах, почках, печенках, глазах, коже… Майк поймал себя на том, что с содроганием пересчитывает полки морга, обступившие их с трех сторон.