На этом они расстались. Хью испытывал невероятное облегчение. Ему понравился доктор Аткинс и его страхи развеялись. Доктор Аткинс, в свою очередь, сразу же поехал домой и прежде, чем поставить машину, стал искать информацию о своем случае в книгах. Он знал, что добился успеха, но не понимал ни как, ни почему это произошло. Когда-то он точно также сидел рядом со своим другом, когда тот пережил тяжелейший удар, но тот случай не был связан с психиатрией. В надежде на лучшее он сделал пометку, способную усмирить любых львов и тигров. Больше этот бедный парень не мог сделать ничего. Медицина знает так мало о душах, больных или здоровых, и даже то, что она знает, она использует совершенно неправильно.
***
Весь следующий день, а потом и еще один, Джелкс провел на страже территории, но никаких вестей из вражеского лагеря не поступало. Как мистер Уотни и предполагал, доверенность стала искусным способом загнать их в угол и они быстро отказались от своих идей — по крайней мере, на данный момент, — и пока Хью не натворил чего-то действительно скандального, он находился в полной безопасности.
Но даже если этот меч больше не нависал над их головами, одна достаточно серьезная проблема всё еще требовала их внимания, ибо нельзя было отрицать того, что с Хью творилось что-то совершенно неправильное. Он пребывал в странной, безжизненной апатии и задумчивости, как если бы его душа находилась где-то в другом мире и мир этот был не самым приятным местом. Джелксу, который прочел много разных книг по психологии и повидал достаточно сломленных душ среди иезуитов — нервный срыв, мягко именовавшийся капитуляцией перед Богом, был обязательной частью их учебной программы, — совершенно не нравилось, как выглядел Хью. Он подозревал, имея представление о его сущности, что тот будет болтаться между апатией и возбуждением. Если что-то сможет прорваться сквозь оболочку его апатии, он тут же придет в возбужденное состояние; а когда это возбуждение измотает его, он провалится обратно в апатию. В конце концов, человеческий механизм — это двигатель внутреннего сгорания, работающий на топливе духа. Темперамент определяется уровнем жизненной силы. Джелкс понимал, что Хью страдал от перекрытия воздушного шлюза и может получить серьезный обратный удар, если шлюз прочистится. Если кто-то в этот момент повернет ручку запуска, то он запросто сломает себе запястье. Джелкс до смерти не хотел оставлять Мону наедине с Хью, но ради своего же блага он не мог больше оставлять бизнес без присмотра, если хотел, чтобы у него остался хоть какой-то бизнес, когда он вернется обратно. О том, что было на уме у Моны, он не имел ни малейшего представления. Иногда ему казалось, что она совершенно не понимает, как дела обстояли на самом деле, а иногда — что она знала намного больше, чем считала нужным озвучивать. Бесстрастное выражение лица Моны всегда было ее благословением.
Глава 21.
К концу недели Хью казался куда более адекватным; телефон был проведен, так что в случае непредвиденных обстоятельств Мона легко могла позвонить мистеру Уотни, доктору или полицейскому в зависимости от обстоятельств, и ей больше не нужно было полагаться на милость Хью или его альтер эго, Амброзиуса, который единственный из них двоих был способен вытворить что угодно; Джелкс решил рискнуть и на несколько дней оставить Монашескую Ферму на произвол судьбы, чтобы проверить, как там обстоят дела с его средствами к существованию.
— Я не верю, что за презренный металл можно продать душу, — сказал он. — И мне импонирует идея герцога Веллингтона — засунуть все свои письма в ящик стола и дать им время, чтобы они ответили на себя сами. Но, к сожалению, в бизнесе нельзя слишком часто поступать подобным образом — люди этого не любят. Бог его знает, почему.
Так что Хью отвез его в долину и он поймал вечерний автобус до Лондона.
Засунув в автобус Джелкса, а вслед за ним и его плетеную корзину, Хью развернул неповоротливый автомобиль и поехал по холмам. Перспектива впервые остаться с Моной наедине его ужасно пугала. Нужно было многое обдумать. Он должен был продумать свою линию поведения и убедиться в своей способности ей следовать. Требовалась немалая доля самоконтроля, думал он, для того чтобы дойти до определенной черты и остановиться, и не натворить при этом ничего такого, что заставило бы Мону отвернуться от него, что, в свою очередь, заставило бы его, в его взвинченном состоянии, потерять самообладание и разругаться с ней, доведя ситуацию до необратимого расставания. Оставшись в одиночестве, Хью не пошел бы на этот риск, но он знал, что Мона ни за что не оставит его одного и пытался понять, так ли много она знала о жизни на самом деле, понимала ли, что она делает, и сможет ли она в конечном итоге справиться со всеми резкими поворотами, которые ждали их впереди?