— Ты излучал невероятную силу. Я не знаю, что это может значить.
Хью осознал, что в этот момент Мона была полностью подчинена его воле и он мог сделать с ней все, что угодно. Это вызвало в нем невероятный прилив возбуждения и дало ему почувствовать себя свободным и могущественным. Он понял, что должен что-то сказать, что-то такое, что позволило бы ему укрепить свои новые позиции и превратить их в неприступную крепость.
— Это проявилось мое высшее я, — произнес он тихо.
— Я знаю.
— Это тот самый Амброзиус, который не принял бы отказа.
— Это тот самый Амброзиус, который не получил бы отказа! — и Мона внезапно улыбнулась ему так, как никогда не улыбалась прежде.
Хью сидел неподвижно, не смея разрушить чары; он спрашивал себя, как долго продлится их действие, прежде чем они растворятся в свете обыденного дня.
— Знаешь, что я собираюсь делать, когда мое одеяние будет готово? — спросил он после некоторой паузы. — Я пойду в часовню и попытаюсь в точности воссоздать всю эту историю.
— Разве ты не возьмешь меня с собой? — спросила Мона.
— Не возьму, — ответил Хью, — Я не собираюсь рисковать, оставляя тебя с Амброзиусом. На твоем месте я бы покрепче запер дверь.
— Но Хью, так ты не решишь проблему с Амброзиусом. Это началось куда раньше него. Это началось в Греции — на холме. И я хочу быть там. Я уверена, что я должна там быть. Я тоже часть этой истории.
— Ты не часть жизни Амброзиуса, Мона. Для него ты была просто ночным кошмаром.
— Это и было его проблемой, Хью. Это стало причиной всего того, что с ним произошло. Это произошло, потому что меня не было там, когда все пошло наперекосяк. И все снова пойдет наперекосяк, если меня не будет там и в этот раз тоже.
Хью запустил руки в ее темные волосы, которые, как только к ней вернулось здоровье и она начала есть здоровую еду, вновь стали шелковистыми.
— Никаких человеческих жертвоприношений в стенах этого храма не будет. Я справлюсь с Амброзиусом самостоятельно, и тогда, если что-то вдруг пойдет не так, последствия будут минимальными.
Мона схватила его за запястье и с отчаянием посмотрела на него.
— О, Хью, как я хочу, чтобы ты позволил мне пойти туда вместе с тобой. Я уверена, что все пойдет не так, если меня там не будет.
— Нет, малышка Мона. Я знаю Амброзиуса лучше, чем ты, и ты останешься здесь.
— Хью, если я не смогу быть там в роли громоотвода, то происходящее будет для тебя подобно удару молнии. Я это точно знаю. Сейчас я ощутила это очень отчетливо. Если я не буду держать тебя за руку, когда это случится, то ты тут же превратишься в Амброзиуса.
Хью наклонился и взял ее за плечи.
— Мона, это как раз то, что я должен сделать. Сначала я должен сам стать Амброзиусом, а потом заставить Амброзиуса снова стать мной. Но тебе не о чем беспокоиться, эти два режима сознания уже практически неразличимы и я не потеряюсь в прошлом, если это то, чего ты боишься. Мы с Амброзиусом все больше сливаемся после каждого его появления. Еще совсем немного, и мы станем одним целым, и тогда эта работа будет завершена.
Мона, наблюдая за тем, как в тени капюшона его лицо приобрело ястребиные черты, инстинктивно поняла, что его сознание сейчас было сознанием человека, который, как Амброзиус, привык к тому, чтобы ему подчинялись и командовал монастырем размером с небольшой город, а не сознанием Хью Пастона, которого изводила женская половина его семейства.
***
Все последующие дни Мона занималась обустройством сада. Происходящее вызывало в ней сильное напряжение и это на ней сказывалось. Одно дело жить рядом с Хью вместе с Джелксом; и совсем другое — проводить день за днем в одиночестве, зная, что он всё время экспериментирует и что встреча с Амброзиусом неуклонно приближается. Она твердо решила не беспокоить Джелкса из опасения, что его скромный бизнес может рухнуть, если он не будет им заниматься, и тогда он останется совсем без средств к существованию.
Она упрямо создавала травянистый бордюр, уходивший далеко в поле. Земля, добровольно вскопанная Биллом, не имевшим совершенно никакого опыта в садоводстве, выглядела так, как если бы это место пережило артиллерийский обстрел. Она высаживала друг за другом серые, душистые растения, и резкий сладковатый аромат, излучаемый их листьями, когда она прикасалась к ним, витал в воздухе на протяжении всего времени ее работы. Она была полностью поглощена этим занятием, чувствуя, что через связь, которую она устанавливала таким образом с недавно проснувшейся землей, она получала заряд силы и спокойствия. Великая Мать-Земля отвечала, ощущая, что о ней заботятся и ей служат, и огромная сила исходила от нее.