— Ну, как бы там ни было, а оставьте пока эту тему, Хью, ради всего святого.
Закончив с чаем, Хью поднялся наверх, как ему было велено, и миссис Макинтош должным образом провела его в комнату и затем, оставив их наедине, удалилась.
У Моны, сидевшей в кровати с накинутой на плечи выцветшей бледно-розовой шалью, был тот призрачный и почти прозрачный вид, какой всегда придают человеку любые проблемы с грудной клеткой. Не было никаких сомнений в том, что она все еще его боялась. Он видел это по ее глазам и тому, как она старалась держать себя в руках. Хью, который никогда раньше не видел никого, кто мог бы его бояться, и не мог представить себе, как такое вообще могло бы произойти, ощутил, к своему огромному удивлению, отблеск странного чувства удовлетворения в глубине своей души, даже не смотря на то, что его единственным желанием было успокоить ее и вернуть ей ощущение счастья и умиротворения.
Чрезвычайно странно, что Мона, которая на первый взгляд казалась очень своенравным созданием, была по-настоящему и искренне напугана им, и ей потребовалось собрать все свое мужество в обе руки, чтобы заговорить с ним. Было в этом нечто такое, что глубоко восхищало Хью и заставляло его высоко ценить общество Моны. Что-то, что можно было считать первыми намеками на уверенность в себе, которой ему всегда очень не хватало.
Он сел на стул, который был поставлен в правильном месте у изножья кровати — миссис Макинтош всегда делала все очень правильно.
— Ну, как мы себя чувствуем? — спросил он.
— Неплохо, — ответила Мона. — Уже намного лучше, чем было.
— Но не так хорошо, как могло бы быть?
— Нет, боюсь, что нет. Утомительно, не правда ли? Особенно после того, как кто-то был настолько добр ко мне. Я не знаю, как за это отблагодарить.
— Не беспокойтесь об этом. Вы пробудете здесь до тех пор, пока не поправитесь.
Тишина повисла между ними. Хью оглядывался по сторонам в поисках какой-нибудь подсказки, из которой могла бы родиться интересная тема для разговора, не ведущая к Аброзиусу, но ничего не находил. Если бы он заговорил о ферме, то это вылилось бы в разговор об Амброзиусе. Если бы заговорил о ее работе, то они опять пришли бы к ферме, а значит и к Амброзиусу. Внезапно проблема с него была снята. Мона Уилтон пристально посмотрела на него и спросила:
— Вы нашли что-нибудь еще об Амброзиусе?
Хью охнул.
— Я... Я думал, что вам не нравится Амброзиус, — ответил он.
— Я никогда этого не говорила, — сказала Мона. — Он заставил меня испытать настоящий ужас из-за своей кошмарной смерти, но я никогда не говорила, что он мне не нравится. Вообще-то, Я... Мне его невероятно жаль. Мне кажется, что он пережил отвратительные времена.
— Это в точности то же самое, что испытываю к нему я, — подхватил Хью с энтузиазмом, но затем быстро остановился, ибо он знал, что эта тема была запретной и ему казалось, что и без того высокая температура Моны поднимется до точки кипения, если они будут продолжать разговор.
— Расскажите мне о нем. Нашли ли вы что-нибудь еще?
— Э... Нет, я и не искал. Но знаете, я не думаю, что вам пойдет на пользу разговор об Амброзиусе, ведь вы все еще нездоровы. Это довольно мучительная тема, не находите? После нее вы не сможете спать.
— Это лучшая из возможных тем для разговора, как по мне, и я, вероятно, смогу наконец заснуть после нее. Но я не смогу спать нормально, пока не обсужу этого. Амброзиус действует мне на нервы, знаете ли, и я хочу поговорить о нем, чтобы это прекратилось.
— Ну хорошо, начинайте. Что вы хотите узнать о нем?
— Как вы думаете, где он сейчас?
— Господи, я не знаю. Полагаю, спокойно лежит на церковном кладбище, где его и закопали после расследования.
— Там находится его тело, но где он сам?
— Откуда мне знать? Вы думаете, что его призрак разгуливает на свободе?
— Не совсем разгуливает, ведь тогда бы он был земным духом, а я не думаю, что он им стал. Но мне кажется, что он может проявиться, если дать ему хоть малейшую возможность.
— Мне тоже так кажется, — ответил Хью, но затем поспешил прикусить язык.
— Знаете, что мы должны сделать?
— Нет.
— Мы должны помочь ему проявиться.
— О чем вы?
— Мы должны связаться с ним и помочь ему вернуться обратно. Никому не будет покоя, пока мы не сделаем этого. Я уже все решила. Это то, что постоянно крутилось у меня в голове, пока я болела. Это то, из-за чего поднималась моя температура. Но теперь, когда я все решила и рассказала об этом вам, она начнет спадать. Если увидите Амброзиуса, передайте ему большой привет от меня.