Мне рассказывали, что ход битвы изменили фиванские союзники Сиракуз, которые устояли перед мощной атакой афинских сил, отразили ее и погнали их назад. Если это так, то слава фиванцам, этой расе кровожадных маньяков и прирожденных героев. Лично я считаю, что никакой заслуги противника в поражении афинян нет; их вклад в наш разгром был, сдается мне, весьма незначительным. Помимо путаницы с паролем и невозможности расслышать приказы, имели место крайне неприятные нескладушки с Победным Гимном. Как вам известно, всякий раз, когда войско одерживает победу (и довольно часто, когда ему только так кажется), оно исполняет Победный гимн, причем все греческие народы используют более-менее один и те же слова и мелодию, однако дорийцы— например, сиракузцы — поют, естественно, по-дорийски, а ионийцы — например, афиняне — по-ионийски. Так вот, наши аргосские и коркирские союзники — дорийцы, и им удалось довольно быстро перемолоть отряд сицилийских союзников сиракузцев — безусловно, славное достижение, ибо сицилийцы люди упорные и крепкие — и они, не теряя времени, затянули старую, знакомую мелодию. Находящиеся позади них афиняне (и я в том числе), услышав звуки восторженной, кровожадной дорийской песни, тут же заключили, что сиракузцы только что нанесли сокрушительное поражение нашим передовым частям, и мгновенно пришли в состояние агрессивного ужаса. Коркирийцы, подавив сопротивление противника, дисциплинированно отступили на прежнюю позицию, где на них обрушилась вся мощь афинских отрядов — это были мы, полные решимости умереть, как подобает мужчинам — под аккомпанемент Победного Гимна, исполняемого по-ионийски и подкрепляемого декламацией пароля. Победный Гимн сперва сбил наших отважных союзников с толку, но едва они услышали выкрикиваемый пароль, то тут же поняли, что на них наступает противник, и ответили ударом на удар. И чтобы заполировать успех, сразу после того, как таксиархам удалось навести порядок, развести противоборствующие стороны, построить их и двинуть вперед, один блестящий офицер увел весь свой отряд через край высокого утеса — с фатальным для них результатом.
Когда новость об этом распространилась, большинство афинян перестало считать экспедицию хорошей идеей; общее мнение было таково, что разумнее всего как можно скорее вернуться в афинский лагерь. К несчастью, это оказалось куда труднее, чем кто-либо мог вообразить. Для начала, никто не имел ни малейшего представления, где мы находимся, и мало кому улыбалось бродить в темноте по полю битвы, выспрашивая дорогу домой. Не следовало скидывать со счетов и такого незначительного нюанса, как присутствие сиракузского войска, которое находилось в таком же замешательстве, как наше, но сумело собраться с мыслями и теперь активно предавалось умерщвлению афинян. Полагаю, к этому моменту сиракузцы придумали себе собственный пароль, но оказались достаточно умны, чтобы не бегать по полю, выкрикивая его на пределе громкости. В результате те афиняне, которым удавалось его расслышать, умирали быстрее, чем успевали сообщить его своим соратникам, и сиракузцы, по крайней мере до какой-то степени, могли различать своих и чужих.
Отряд, в котором находился я, начал отступать одним из первых, причем — по какому-то невероятно счастливой случайности — в более-менее верном направлении. Мы продвигались в хорошем темпе, упорно игнорируя человеческие голоса, раздававшиеся из темноты со всех сторон, и через какое-то время оказались на тропе, по которой сюда и пришли. К несчастью, она была заблокирована стеной щитов, и хотя в лунном свете были видны только силуэты, казалось логичным, что перекрыть единственный путь отхода могли только сиракузцы.
К этому моменту наш таксиарх (парень с восточного побережья по имени Филон), буквально развалился на части и и выпал из командной цепочки афинской армии. Это вполне нас устраивало, поскольку талантов военачальника он так и не выказал, и мы созвали своего рода импровизированное Собрание, на котором были озвучены различные мнения. Быстро сформировались две основные партии: те, кто предлагал атаковать, и те, кто поддерживал идею незаметного обхода с фланга, чтобы не заметили. «Ястребы» указывали, что обойти врага невозможно, поскольку он запирает узкую полоску между двумя крутыми каменистыми склонами, и любой, кто попытается его обойти, неизбежно сорвется в пропасть и разобьется насмерть. Оппозиционная фракция, убежденным сторонником которой являлся и я, отвечала на это, что сиракузцы — могучие и неуязвимые воины, и они совершенно точно всех нас перебьют, если мы на них нападем, и более того, эти люди вполне могут оказаться не сиракузцами вовсе, а афинянами, что случалось за эту ночь многократно — а убивать сограждан никуда не годится. К моему огромному сожалению победила агрессивная партия, и мы медленно двинулись вперед, чтобы прорваться через вражеский заслон.