Следовательно, лучше всего двигаться прямо к Катане. Я взглянул через правое плечо на горы и поблагодарил Диониса за то, что вырос в холмистом краю. Такой, как я, без труда найдет себе пропитание в холмах, а вот его самого отыскать будет сложно. На равнине не спрятаться — поэтому жители равнин такие общительные, наверное, а обитатели холмов отличаются склонностью к уединению и нелюдимы от природы. Я стянул шлем и нагрудник и бросил их под фиговое дерево. Они были помяты и выщерблены и мне не было их жаль. Я подумывал выбросить и меч, но он принадлежал моей семье многие годы, а мне требовался какой-то инструмент, чтобы рубить дрова и затачивать колья. Я прикрыл его плащом и стал вспомнить дорийский говор. Опять удача: я создал множество комических дорийских персонажей — спартанцев, мегарцев и прочих, и поскольку стремился к точности, то специально ходил слушать, как говорят дорийцы — и сам частенько упражнялся в этом наречии дома, безмерно раздражая Федру. За сиракузца мне не сойти, разумеется, как и вообще за сицилийца, но можно было попробовать притвориться коринфянином — кое-какие названия коринфских улиц были мне известны по рассказам деда, бывавшего там с дипломатической миссией.
Эти приятные, утешительные мысли были внезапно прерваны появлением человека в пехотной броне и шлеме, закрывающем лицо, которой мчался прямо ко мне со всей скоростью, на какую были способны его ноги. Его преследовала стайка мальчишек-пастухов, визжащих, свистящих и размахивающих палками и камнями. У одного-двух из них были мечи, которые они, надо полагать, сняли с тел убитых афинян. Беглец определенно был афинянином, и пастушата жаждали его крови. Зрелище было довольно комичное, если подумать, поскольку самому старшему из мальчишек вряд ли было больше двенадцати, но их было не меньше десятка, и можно было не сомневаться, что они прикончат воина, как только догонят. Я не чувствовал никакого желания вмешиваться, но все-таки лягнул коня в бока и поехал навстречу.
— Эй, — окликнул я их с коринфским акцентом, — что тут происходит?
Афинянин остановился и повернулся ко мне; мальчишки тоже.
— Это афинянин, — сказал самый высокий из них, — мы собираемся отрезать ему башку.
— Пожалуйста, если очень хочется, — сказал я беззаботно. — Но это же мотовство.
— Почему мотовство? — спросил высокий.
— Подумай головой, сынок, — сказал я. — Они стоят хороших денег, эти афиняне.
Парень нахмурился; такая мысль ему в голову не приходила.
— Правда, что ли?
— Сорок-пятьдесят статеров — только так, — сказал я. — Полную цену никто не даст, конечно, потому что через пару дней рынки будут кишеть афинянами. Но сорок статеров — это сорок статеров. Сами смотрите.
— А ты его купишь? — с надеждой спросил ребенок.
— Купил бы, если б у меня было сорок статеров, — сказал я. — А у меня их нет.
— Я согласен на тридцать, — решительно сказал мальчик.
— Тридцать у меня тоже нет, — сказал я. — У меня и полстатера не найдется, — я чуть не сказал «обола», но вовремя прикусил язык, — Все, что у меня есть, это лошадь.
— Ладно, — сказал мальчик. — Я возьму лошадь.
Его коллеги принялись яростно протестовать, но он быстро заткнул их, несколько раз приложив мечом плашмя.
— Ну? — поторопил он меня.
— Катись-ка ты, — сказал я. — Эта лошадь стоит двадцати афинян. Да и вообще, кто сказал, что мне нужны афиняне? Как я доведу его до дома, начнем с этого?
— Мы отдадим его тебя связанным, — предложил ребенок помладше.
— И как я его в таком случае повезу, без лошади-то? Головой подумай своей.
Высокий мальчик погрузился молчание, а остальные с почтением ожидали его решения.
— Двадцать статеров, — сказал он. — И это мое последнее предложение.
— Вот что я тебе скажу, — ответил я устало. — Его доспехи стоят где-то пятнадцать. Забирай их, а я добавлю вот эти кольцо и браслет. В них одного серебра на десятку, это не говоря о работе.
— Ладно, — сказал парень мрачно. — Эй вы, стащите с него доспехи.
Дети радостно бросились выполнять его приказ. С пленником они не церемонились. Я стянул с пальца кольцо и снял браслет. Это были подарки Калликрата. Я наклонился и отдал их мальчишке.