Он разулыбался.
— Уже? — спросил он. — Я знал, что на Демосфена можно положиться. Он орел, наш Демосфен, что бы там не болтали в банях.
— Мы проиграли, — сказал я. — Демосфен мертв.
— Мертв?
— Да! — крикнул я. — Мертв!
— О боги, — произнес Филонид и словно бы опал, как проколотый винный мех. — Значит, армией командует Никий?
— Никий тоже мертв.
— И Никий тоже? — Филонид смотрел на меня, не отрываясь. — Но это невозможно!
— Возможно.
— И кто тогда командует, ради всех богов? — спросил он. — Только не этот придурок Менандр. Я этого не вынесу. И не Эвримедон, надеюсь. Он полный идиот.
— Нет никакой армии.
— Прошу прощения?
— Следи за губами, — сказал я. — Нет никакой армии. Уловил? Все они мертвы. Все, кроме, может быть, двух или трех сотен.
Несколько мгновений его ум пытался отбросить эти известия, но наконец он поверил мне.
— Все-все? — спросил он.
— Все-все.
— А что же флот? Где флот?
Я улыбнулся, сам не знаю почему.
— На дне сиракузской гавани, — ответил я. — Большая его часть, по крайней мере.
Он застыл — пустой человек, скорлупа человека, человек, лишенный содержимого. Его рот был широко раскрыт и я заметил, какие здоровые и белые у него зубы для его возраста. Ему явно было нечего сказать, и я подумал, что мой долг продолжить беседу.
— Мне повезло, — сказал я. — Мне удалось добраться до Катаны вместе с Аристофаном, сыном Филиппа. Он, должно быть, уже дома, наливается вином. Иди и спроси его, если мне не веришь. Как, кстати, приняли его пьесу — ту, которую он оставил тебе?
— Заняла второе место.
— Второе?
— Да.
— Ну что ж, хорошо.
— Все мертвы? — сказал он. — Вся армия целиком?
— Да.
Мы еще постояли в молчании; торопиться было некуда. Затем Филонид спросил:
— Ты доложил Совету?
— Нет, — ответил я. — Я иду домой. Мне нужно помыться и побриться.
— Это подождет, — сказал он. — Послушай, мой племянник Палеолог — член света, лучше всего сказать ему первому.
Я пожал плечами.
— Я не возражаю, — сказал я. — Не прихватить ли нам Аристофана, чтобы он подтвердил мои слова?
— Хорошая идея, — сказал Филонид. Он был энергичен, говорил быстро; возложенная им на себя задача надежно заняла место между ним и тем, что он только что услышал. — Слушай, мой дом по дороге, я отправлю за Аристофаном мальчишку — ты уверен, что он у себя?
— Нет, — сказал я. — Он не говорил, куда собирается.
— Ох, ладно, неважно. Все равно пошлем мальчишку. А потом пойдем к Палеологу.
Так мы и сделали. Меня поразил смутный комизм ситуации — в конце концов, рассуждал я, если наша армия мертва сейчас, она скорее всего не оживет, пока я моюсь и бреюсь, и, вполне вероятно, останется мертвой, пока я ем. Я не стал излагать свои соображения Филониду; мне казалось, что он не в настроении.
Советник Палеолог не был особенно обрадован нашим визитом; он засиделся вчера допоздна и у него болела голова. Я предложил придти попозже, но Филонид меня заткнул. Он сказал, что у него ужасные новости. Я возразил, что это у меня ужасные новости, и не мог бы он перестать лезть вперед меня? Он рассердился и велел мне помалкивать. Мало-помалу он впадал в истерику. Палеолог посмотрел на меня, увидел, что я лучше владею собой, и спросил, что происходит. Я объяснил, что происходит.
— О боги, — сказал он. — О боги на небесах.
— Значит, ты мне веришь? — спросил я. — Я думал, мне будет труднее тебя убедить.
Палеолог покачал головой.
— До нас уже дошли кое-какие слухи, — сказал он. — Кое-какие. Мы в них не поверили.
Он рассказал, что двумя днями ранее эгинетский торговец благовониями причалил в Пирее с грузом мирра. Он плыл без остановок от самой Метаны, он устал и хотел побриться, а потому отправился в цирюльню на агоре. Пока его брили, он завел беседу, как всегда и случается в цирюльнях.
— Я очень расстроен известиями о вашей неудаче, — сказал он.
— Какой еще неудаче? — спросил цирюльник.
— На Сицилии, — сказал эгинетец. — В Метане только об этом и говорят. Мне ужасно жаль, правда жаль. Страшное горе.
— Мы уже довольно давно не имели новостей с Сицилии, — сказал цирюльник. — Дела пошли неважно, да?
— Можно сказать и так, — сказал эгинетец. — Вся ваша армия стерта с лица земли.
Цирюльник посмотрел на него пару мгновений, а потом выбежал на улицу с бритвой в руке и принялся вопить во все горло: — Армия уничтожена! Армия уничтожена! — А было это как раз перед Собранием и магистраты с лучниками уже вышли на площадь со своей красной веревкой. Они увидели, что какой-то псих бегает туда-сюда с бритвой, вопя как оглашенный, и арестовали его.
Он пересказал им то, что услышал и показал на свою лавку, где его клиент все еще сидел в ожидании. Магистрат вошел в цирюльню, увидел, что этот клиент — чужеземец, и арестовал за распространение пораженческих слухов. Сейчас они с цирюльником сидели в тюрьме в ожидании суда. О слухах доложили, как полагается, Совету, но никто не придал им значения. Палеолог поверил мне, потому что вспомнил, как я отправлялся с отрядом Демосфена — он случайно видел меня тогда в доках, причем кто-то спросил его, кто я такой, а он ответил.