— Наверное, он не придет, — сказал один из актеров. — Мы тут уже несколько часов, и я аж помираю, так хочу отлить. Что мы за это получим?
— Получишь плюху, если не заткнешься, — сказал Филонид. — И почему бы вам всем не перестать щебетать, будто стая птичек? У нас тут вроде как засада.
Волнение по поводу нападения, по крайней мере, избавили меня от волнений по поводу пьесы, хотя я и успел соображать, что так и не удосужился исправить те цезуры. Впрочем, я чувствовал, что для основательной переделки время неподходящее, несмотря даже на то, что актеры были здесь, с нами.
Филонид вдруг вскинул голову и я услышал постукивание лома по кирпичам стены. Филонид поднял одну руку вверх, а другой осторожно накрыл светильник горшком. В полной темноте удары ломом, казалось, заполнили всю комнату, и я принялся вспоминать битвы в тесноте — Фермопилы и Пилос, ну разумеется. Чем больше я думал, тем тревожнее мне становилось, ибо во всех случаях, какие я смог припомнить, в итоге одолевали атакующие. Мы понятия не имели, сколько человек приведет Аристофан; он вполне мог явиться со всем своим хором, вооруженным мечами и свежими листьями, чтобы нагнать дыма. Мы могли сойти за тяжелую пехоту, но где наши пращники и лучники? И мы забыли запереть дверь; Аристофан не мог ожидать, что дом пуст — что, если он пошлет часть сил через переднюю дверь, чтобы зажать нас с двух сторон, как поступил Ксеркс при Фермопилах? И хотя мы были вооружены дубинками, у них были тяжелые железные ломы, а о щитах никто из нас и не подумал. Если бы только Калликрат был здесь! Если бы Калликрат был здесь, а я в каком-нибудь другом месте.
Затем моя душа, что во мне, велела мне успокоиться и когда время придет — драться на совесть, и я сжал свою дубинку так крепко, что проколол кожу под перстнем — боль была такая, будто меня саблей рубанули. Ломы грохотали все громче, и я был уверен, что могу различить голоса, множество голосов. Не только его хор, сказал я своей душе, но и все его рабы, а также, возможно, повара и другие головорезы, нанятые на торговой площади. Я чувствовал себя в ловушке, как кузнечик в амфоре. Сам Демосфен не смог бы выкарабкаться из этой заварухи.
На пол посыпался щебень и сквозь дырку во тьму проник свет раннего утра — очень слабый, но я на мгновение ослеп. Во рту у меня было сухо, и каждая мышца в теле болела. Еще удары; целые кирпичи падали в комнату, и я, помню, подумал, что кто бы там ни строил дом Филонида, он определенно схалтурил. Наконец удары прекратились, и одновременно перестало биться мое сердце.
— Хозяин, — прошептал кто-то с той стороны. — Я уже могу просунуть в дыру голову.
— Продолжай же, идиот, — безусловно, это был Аристофан. — Ночь на исходе.
— Хозяин, — прошептал первый голос. — А что если тут кто-нибудь есть? То есть...
— Филонид сидит у Эвполида, — сказал Аристофан. — Мой человек проследил за ними. Они, наверное, вносят последние изменения. А жену он всегда отправляет в деревню на время фестиваля. Не будешь ли ты так любезен продолжить долбить?
Обладатель первого голоса, видимо, совершенно успокоился, потому что грохот возобновился, посыпались кирпичи, и вот уже в стене зияла дыра в размер человека, сквозь которую сочился голубоватый свет. Я пообещал Дионису и Аресу-разрушителю по ягненку-первенцу каждому и приготовился. Некоторое время было тихо, потом что-то захрустело и свет затенили движущиеся фигуры.
Затем Филонид, завопив во все горло «Ио Пайан!», поднял горшок над светильником, и в его свете мы увидели Аристофана, застывшего неподвижно, как статуя. В руках он держал лом и молоток, а туника его была собрана на плечах, как у каменщика. С ним было четыре человека, вооруженных и одетых сходным образом. Шестой, который как раз просунул голову в дыру, мгновенно и навсегда исчез.
Я нанес сокрушительный удар, метясь в ближайшего ко мне мужчину, но промазал и разнес в пыль терракотовую фигурку Европы на быке, которая, как сказал мне позже Филонид, принадлежала еще его деду. Зевсик ринулся прямо на Аристофана, обхватил его на борцовский манер за корпус и дернул вверх так, что он врезался головой в потолочную балку. Тем временем Филонид и его люди принялись орудовать дубинками, яростно крича и время от времени попадая в цель. Собственно драка закончилась огорчительно быстро, и к тому времени, как я нашарил свою дубинку на полу, на мою долю уже не осталось противников.