Через несколько дней после выборов швейцар нашего дома начал интересоваться, не существует ли и для него возможности стать членом парламента. Пепи сперва отказался даже говорить с ним на эту тему, указав, что швейцар в свое время не стыдился получать чаевые из рук лысых, а посему недостоин нашего доверия. Через некоторое время, однако, мне пришлось согласиться и, за неимением других кандидатур, ввести его в парламент. Сделал я это, правда, весьма неохотно, ибо от швейцара разило алкоголем не меньше, чем от Пепи.
Мой друг ввел в парламент людей, которые заботились о его здоровье — маникюрщицу и массажистку, — а также своего брата-близнеца. Кроме того, Пепи обратился через нашу газету с призывом к читателям:
«Требуются мужчины 16–32 лет, с пышной шевелюрой, для выполнения высших государственных функций, при условии, что их зовут Шумкоти. Умение читать и писать обязательно».
Около девяноста человек откликнулись на это предложение, но лишь одиннадцать из них носили, как было обусловлено, имя Шумкоти, а прочие оказались Берковичами и т. д.
Видя, что я лопаюсь от смеха, Пепи обиделся не на шутку:
— Тебе что, жалко, если мои родственники будут в парламенте?
— Да ладно тебе, — рассмеялся я, — можно подумать, что это твое аристократическое имя — настоящее. Ты ведь Пепи Гольдштейн, если я не ошибаюсь.
— Имя не имеет значения. Значение имеет родство.
Я не стал с ним спорить, поскольку нам очень нужны были люди с густой шевелюрой. Поэтому я весьма сожалел, когда один из ветеранов нашей партии, Артур Мольнар, не получил мандата. А дело было так: Артур развил активную деятельность по распространению наших идей, выступая на различных митингах в пригородах вплоть до самого дня выборов. На одном из особо массовых собраний, где он был главным оратором, Артур своими лозунгами хлестко клеймил лысых позором, бросая в толпу возгласы:
— Можно ли договориться с лысыми? Нет! Могут ли лысые оставить нас в покое? Нет! Может ли быть на земле мир, пока существуют лысые? Нет, нет и нет!
При каждом таком возгласе оратор энергично качал головой, так что его парик все время съезжал набок, а при словах «нет, нет и нет!» в конце концов соскользнул и упал. Толпа, опьяненная речью оратора, в экстазе набросилась на него и чуть не растерзала насмерть.
Однако это не сломило дух нашего верного сторонника.
— Человек может защищать принципы волосатых, даже не имея волос, — стонал Мольнар под ногами разъяренной толпы, — в конце концов, нам не запрещена самокритика…
Он еще успел выкрикнуть: «Да здравствует Пинто!» — до того, как потерял сознание.
Я почувствовал, что мой моральный долг — и не только из-за нашего общего военного прошлого — навестить Мольнара в больнице. Я принес ему букет цветов и три новых парика производства фабрики Тровица.
Артур лежал на больничной койке во всем великолепии своей лысины, так как разъяренная толпа разорвала его парик в клочья. Увидев мои подарки, несчастный расплакался от счастья.
— Какой почет! — шептал он. — Господи, я так хотел в парламент…
— Успокойтесь, Артур, вы еще будете депутатом парламента.
Однако на самом деле все было не так просто. Когда доктор Шванц узнал о моем решении, он тут же подал в отставку, и я принял ее без колебаний. В ответ на это налоговый инспектор поспешил изложить мне свою позицию:
— Я не могу смириться с тем, что в парламенте будет заседать лысый депутат от нашей партии. Так что извините, дорогой вождь.
Я посмотрел ему прямо в глаза и ответил без колебаний:
— Послушайте, Шванц, здесь я решаю, кто лысый, а кто нет!
Лишь позже мне стало известно, что мой гуманный жест предотвратил семейную трагедию. После того фатального случая с париком Артура, а также в духе современности, то есть различного социального статуса лысых и волосатых, госпожа Мольнар потребовала развода. Возможно, она опасалась, что, имея лысого мужа, утратит свой высокий социальный статус зам. председателя женского отдела партии. Однако после того, как я пообещал Артуру кресло в парламенте, в семье вновь воцарился мир.
Партийное руководство попыталось отмежеваться от привилегий, которые я предоставил Артуру. Доктор Шимкович, наш советник по внутренним делам, как-то с кислой миной спросил меня:
— Если такое возможно в Движении защиты волосатых, то тогда ради чего все это?
— Чтобы получать много денег, — прозвучал мой несколько прагматический ответ, намекающий на некое средство для ращения волос, пользующееся большой популярностью на рынке. Этот ответ полностью удовлетворил вопрошавшего.