Выбрать главу

Козьма Прутков выказал себя не только достойным опровергателем, но и опасным полемистом. Особенно в конце своего «Письма» :

«Между моими произведениями, напротив, не только нет пародий, но даже не все подражение; а есть настоящие, неподдельные и крупные самородки!.. Вот ты пародируешь меня, и очень неудачно! Напр., ты говоришь: «Пародия должна быть направлена против чего-нибудь, имеющего более или менее (!) серьезный смысл; иначе она будет пустою забавою». Да это прямо из моего афоризма: «Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые, иначе такое бросание будет пустою забавою!..»

14

Козьму Пруткова часто спрашивали: «Как пишут стихи?» и «Не детское ли это дело?»

Он не отвечал на такие вопросы. Как он мог высказывать соображения вялой прозой, когда его сотрясала поэтическая мощь, а в груди звучал целый оркестр!

Но постой! Наш читатель, возьми в руки томик Пруткова и убедись, что стихи — не только невинный порок нежного возраста. Поэт писал во вполне зрелые лета, и в его творчестве с наибольшей цельностью и естественностью воплощены все ведущие стремления, главные потоки русской поэзии...

Возьмем хотя бы испанскую тему, к которой любил обращаться Козьма Прутков, и вспомним такие строки:

Ночной зефир Струит эфир.

Шумит,

Бежит

Гвадалквивир.

Вот взошла луна златая,

Тише... чу... гитары звон...

Вот испанка молодая Оперлася на балкон...

Не листай напрасно томик Пруткова, там ты этого не найдешь. Читай дальше.

...Исполнен отвагой,

Окутан плащом,

С гитарой и шпагой Я здесь под окном...

Шелковые петли К окошку привесь...

Что медлишь?.. Уж нет ли Соперника здесь?..

Я здесь, Инезилья,

Я здесь под окном.

Объята Севилья И мраком, и сном.

И то и другое написал Пушкин. Одно — в 1824 году, другое — в 1829. Может быть, Прутков написал это?

Спит роскошная Севилья Светел тих Гвадалквивир;

Но белеют лодок крылья,

Смолкли песни, в рощах мир...

Чу! в гондоле звук гитары,

Между сумрачных колонн Дрогнул плющ на ветке старой...

Тень мелькнула на балкон...

И ты опять ошибся. Это опубликовал в 1845 году наш старый знакомый Федор Кони. Но где же, в конце концов, Козьма Прутков!

Полночь. Улицы Мадрита И безлюдны, и темны,—

Не звучат шаги о плиты,

И балконы не облиты Светом палевым луны.

Ароматом ветер дышит,

Зелень темную ветвей Он едва-едва колышет...

И никто нас не услышит,

О, сестра души моей!

Завернись в свой плащ атласный И в аллею выходи.

Муж заснул... боязнь напрасна,—

Отдохнешь ты безопасно У гидальго па груди...

Боюсь, читатель, что мы тебя разочаруем, поскольку подсунули в очередной раз не то, а именно отрывок из плещеевского «Гидальго».

Но вот наконец сам Козьма Прутков. Его «Желание быть испанцем».

Тихо над Альгамброй.

Дремлет вся натура.

Дремлет замок Памбра.

Спит Эстремадура.

Дайте мне мантилью;

Дайте мне гитару;

Дайте Инезилью,

Кастаньетов пару...

Слышу на балконе Шорох платья,— чу! —

Подхожу я к донне,

Сбросил епанчу.

Погоди, прелестница!

Поздно или рано Шелковую лестницу Выну из кармана!..

И на этом месте,

Если вы мне рады,

Будем петь мы вместе Ночью серенады.

Будет в нашей власти Толковать о мире,

О вражде, о страсти,

О Гвадалквивире...

Козьма Прутков опубликовал свое стихотворение в 1854 году, а в 1860-м увидело свет произведение, которое вполне можно счесть прутковским, кониевским, пушкинским, плещеевским...

Чуть с аккордом двух гитар Лихо щелкнут кастаньеты Для фанданго страстных пар Бойче всех мои куплеты.

И пляшу я — вихрь огня!

Пред окном моей сеньоры,

Но сеньора от меня Гордо прочь отводит взоры...

Что за чванство! род твой знаю,—

Эй, сеньора! не пугай! —

Но к высоким башням, знай,

Тоже лестницы бывают...

Написал его Всеволод Крестовский.

Если ты, читатель, невнимательно читал стихотворения, из которых мы привели отрывки, перечти. Окунись снова в мир междометия «чу», испанской ночи, кастаньет, гитар, шелковых лестниц, серенад, шорохов, балконов, старых мужей и молодых соперников, севилий, инезилий и гвадалквивиров.

И ты убедишься, что Козьма Прутков не только держался в русле сложившихся традиций, но и не подвел под ними черты. Мы определенно знаем, что Крестовский не писал пародии на Пруткова, а продолжал развивать испанскую тему.