– Я… – мне потребовалось осмыслить и внятно донести до Женьки, где я находилась, – я дома… в маминой квартире… Я совсем рядом…
– Тебе плохо? – тоненьким голосом спросила она. Я поняла, что она до смерти напугана и сама сейчас заплачет. – Что случилось?
– Я… Меня избили. Женя, приходи… Мне очень больно…
Женька бросила трубку, даже не дослушав меня. Я выпустила трубку из рук и легла на ковер. О том, чтобы перебраться на кровать, я не могла даже мечтать. Я закрыла глаза и почти сразу же услышала шум в прихожей. Женька влетала в квартиру и заорала:
– Алиса, ты где?
«Здесь», – ответила я, а точнее подумала, что ответила и провалилась в беспамятство.
Когда я открыла глаза, то увидела потолок. Самый обыкновенный потолок с неаппетитным бурым пятном от сырости на нем и жирной мухой, радостно потирающей лапки. Потолок был не моим, я бы такого безобразия не потерпела бы, оттого и скосила глаза в сторону. Стены тоже были не моими. Чересчур белыми, белеными и в таких же мерзких потеках от сырости. Рядом кто-то сопел, по другую сторону от меня кто-то громогласно храпел. Солнечные лучи оптимистично скакали по стенам. Я пошевелилась. Болело все, рука, голова, грудь… Лицо щипало и зудело, что больше всего меня испугало. Боже мой, что у меня с лицом? Нужно встать и добраться до зеркала. Я излишне резко подняла голову, и немедленно была наказана. Меня замутило, я рухнула в подушку, которая не отличалась мягкостью.
То, что сопело у меня под боком, завозилось. Надо мной возникла Женькина голова.
– Господи, как ты меня напугала! – выдохнула она. – Захожу, ты вся в кровище, квартира разгромлена…
– Я в больнице что ли? – осведомилась я.
– А где еще? Я сразу и ментов и врачей вызвала… – тут Женька опасливо покосилась по сторонам и добавила шепотом, – или ментов не надо было?
Я попыталась пожать плечами, что получилось неплохо.
– Насчет этого указаний не было. Видимо, ментов он не опасался.
Женька придвинулась ближе.
– Слушай, а кто это был?
– Эль-Нинье, – серьезно ответила я. Женька вытаращила глаза.
– Мексиканец что ли?
– Почему мексиканец? – удивилась я.
– Ну, раз его так зовут… Прямо как Эль-Койот во «Всаднике без головы». Он что, так представился?
– Он вообще не представлялся.
– Откуда тогда ты знаешь, что его так зовут?
– Кого?
Женька закатила глаза.
– Ну, этого грабителя. С чего ты решила, что его так зовут?
– Ни с чего. Могу я его как-то обозвать? Дай-ка зеркало.
Женька сунула руку под стул, поставила на колени сумочку, из которой вытащила зеркальце и сунула его мне под нос.
– На, любуйся…
Я отодвинула руку Женьки чуть-чуть подальше, поскольку она в своем усердии угодить едва не выбила мне зубы, и принялась любоваться. Зрелище было еще то, но в целом, я ожидала худшего. На лбу шрам, глаз подбит и кровоподтек на губе, сильно смазанный зеленкой, что красоты мне не добавляло.
– М-да, – подытожила я, – красота – это страшная сила. И чем дальше, тем страшнее.
– Ты себя нормально чувствуешь? – вдруг встрепенулась Женька.
– Да так… Умирать вроде не собираюсь. А что?
– Ну, я с врачом говорила, у тебя в принципе ничего серьезного нет. Пойду с ним еще почирикаю, может быть, заберу тебя домой сегодня. Или ты не хочешь?
– Хочу.
– Тогда я пошла. Там, кстати, мент сидит в коридоре, опросить тебя хочет. Вдове Мержинского вон какой почет… Это не я сказала, это врач с медсестрой языки чесали, что для допроса по обычному налету менты в коридорчике полдня не сидят. Видишь, как тебя уважают!
– Это не меня, это Володю. Ладно, дуй к врачу. Агата там как?
– Ругается, – пожала плечами Женька. – Рвалась ехать сюда, но я ее убедила, что ей с ее характером лучше посидеть дома на цепи, глядишь и грабители не влезут. Все польза.
– Так и сказала?
– А чего с ней цацкаться? Свалилась тебе на голову, как птичье дерьмо, еще командовать вздумала. Ладно, пойду, поговорю с врачом, если он тебя отпустит, сразу за вещами сгоняю, а то я сразу не догадалась одежду прихватить.
Женька вышла. Я повернула голову в сторону раскатистого храпа. Напротив моей кровати стояла еще одна, жалобно прогибавшаяся под весом слоноподобной старухи. Бабуся лежала на спине, на ее животе лежала пестрая книжка с обнимающейся парочкой на обложке. Я усмехнулась. Наверняка какая-нибудь «Любовь в бамбуке». Я любовных романов не читала принципиально, в отличие от Женьки, которая предпочитала только такую литературу, да еще вот сборники анекдотов. Даже кроссворды она разгадывала с учетом того, что многое там не совпадает с ее мнением.
Дверь снова скрипнула. Я подумала, что вернулась Женька, но в палату вошел молодой мужчина со скучным лицом, на котором отчетливо читалась его принадлежность к органам. Он с любопытством посмотрел на меня и подошел к кровати.
– Здравствуйте, Алиса Геннадьевна.
– Здравствуйте, – вежливо ответила я умирающим голосом, томно прикрыв глаза. Пусть проникнется на всякий случай.
– Как вы себя чувствуете? – не менее учтиво осведомился он.
– Спасибо, стабильно плохо, – серьезно ответила я. Мужчина перепугался, на его лице появилось смятение.
– Мне нужно задать вам несколько вопросов по поводу всего случившегося, если вы не против.
– Пожалуйста, – смилостивилась я. – А как вас зовут?
– Меня? – удивился мужчина.
«Пудинг, это Алиса, Алиса, это пудинг», – пронеслось у меня в голове. Я закатила глаза и вздохнула. Мужчина перепугался еще больше.
– Я капитан Миронов, вот мое удостоверение, – промямлил он, вынул из кармана бордовую книжечку, уронил ее на пол, полез ее доставать под кровать, уронил что-то еще, вылез с лицом, на котором красовалось тщательно сымитированное смущение. Я усмехнулась про себя. Станиславский сказал бы: «Не верю!». Вот и я не поверила.
– Алиса Геннадьевна, расскажите, что произошло с вами вчера, – вежливо попросил он, приготовившись записывать что-то в блокнот.
– Я вошла в квартиру. Успела дойти до кухни… Ах да, я разулась, бросила сумочку на полку… Потом пошла в кухню и тут он на меня напал.
– Кто?
Я с укором посмотрела на представителя власти. Он сделал вид, что смутился.
– Вы знаете, он почему-то не представился. Дал мне по голове, я и отрубилась. Очнулась в ванной, он поливал меня водой и угрожал.
– Угрожал? Чем конкретно?
– Что убьет.
Капитан Миронов чего-то черкнул в своем блокноте, потом посмотрел на меня с тоской во взоре.
– Он вас только бил, или…
– Только бил, – твердо ответила я. – Хотя обещал, что надругается весьма изощренным способом при помощи посторонних предметов. Но этот момент, если вы не против, я опущу.
– Чего он от вас хотел?
– Денег, естественно.
Во взгляде Миронова вспыхнул неподдельный интерес.
– Денег? Каких?
– Откуда мне знать? В последнее время очень многие хотят от меня каких-то денег. Видимо, предполагают, что они у меня в избытке.
Интерес в глазах Миронова стал просто неприличным.
– Если я не ошибаюсь, ваш покойный муж был весьма обеспеченным человеком. Не его ли деньги желал забрать напавший на вас мужчина?
– Простите, а как ваше имя? – поинтересовалась я.
– Кирилл, а что?
– Ничего. Просто обращаться к вам «товарищ капитан» я решительно отказываюсь. Или как сейчас принято? Господин капитан?
– Да ладно, чего там, – смутился Кирилл и на сей раз его щеки слегка зарделись, можно просто по имени, без церемоний.
– Тогда называйте меня просто Алиса, – предложила я. – Не люблю сочетания с отчеством.
– Почему?
– Да так. Мы с отцом в очень сложных отношениях. Я не люблю о нем говорить и лишнее упоминание об его личности мне неприятно.
Судя по лицу Кирилла, ему очень хотелось узнать, почему у меня сложные отношения с отцом, но он воздержался от этого вопроса.
– О чем вы меня спрашивали? Ах, да, о деньгах… Видите ли, Кирилл, так получилось, что завещание моего супруга было несколько странным в моем понимании. Он не оставил мне почти ничего. Фирма, дом, квартира в центре и даже машина отошли его родственникам. Я осталась практически с тем, с чем пришла в его дом. Так что требовать с меня деньги по меньшей мере глупо. Что я могу предложить? Свою театральную зарплату? Так она крайне невелика. Хватит лишь на еду, недорогие тряпки и оплату коммунальных услуг… Ах, да, за мной осталась еще «Хонда», на которой я училась ездить. Так он очень уж старенькая, ей красная цена три тысячи долларов.