В результате этого отчаянного жеста он теряет равновесие, падает, парк закрывается, сторожа подталкивают к выходу стайку годящихся друг другу в дедушки сгорбленных, трясущихся старичков, у которых ломит поясницу.
Краб шагает по городу ни о чем не думая, на сей раз в голове у него пустота. Но вот на проспект выплескивает радостная толпа и увлекает его своим мощным движением — повсюду торжествующие возгласы, радостные жесты. Потом слегка приотставший Краб вопреки желанию оказывается в вывернувшем с поперечной улицы длинном, печальном кортеже — повсюду душераздирающие причитания, согбенные спины. Но Краб, вновь приотстав, внезапно попадает в яростную колонну недовольных, которая устремляется в атаку, — повсюду боевые лозунги, поднятые кулаки. Наконец, с наступлением ночи, опустошенный столь богатым на эмоции днем, Краб возвращается домой, чтобы немного поспать.
(Краб один-одинешенек, как Солнце, потом как Луна.)
Краб во сне ворочается с боку на бок. Пользуется этим для того, чтобы узнать, что происходит в других местах: он оставляет позади себя повседневные декорации своего нескончаемого детства, меняет курс, с готовностью потакает любопытству.
Краб во сне часто перебирает ногами. Пользуется этим для того, чтобы покрыть многие километры и просмотреть все те края, которых не знает: он пересекает пустыни и покоряет вершины, повсюду оказывается первым.
Краб во сне часто размахивает руками. Пользуется этим для того, чтобы целиком переместить стороны, чтобы прогнать рой, чтобы раздвинуть стены, чтобы набить кому нужно цену.
Краб во сне разговаривает во весь голос. Пользуется этим для того, чтобы высказать кардинально противоположные мнения, чтобы энергично отказаться, чтобы предостеречь народы: он зовет на помощь, он выбалтывает тайны, не боится называть имена.
Краб во сне храпит и урчит. Пользуется этим для рекламы небольшого и весьма успешного предприятия по автоперевозкам: ему приходится закупать все новые и новые грузовики, все более мощные и грузоподъемные, для них не существует границ.
Спящий Краб оставляет сны на долю наивцам и лентяям.
Когда Краб появился на свет, оказалось — увы, весомый гандикап, — что их у него две; на него оборачиваются, на него показывают пальцем, бормочут, две, вы же знаете людей, находятся и такие, кто советует ему не выходить на улицу, закрыться у себя дома, а то он, само собой, пугает своими двумя детишек, по ночам их будут мучить кошмары. Другие соболезнуют, хотя их никто о том не просит, рекомендуют ему то или иное терапевтическое лечение — не пробовал ли он чудодейственные воды? Есть и такие, кто, ко всему прочему, боится задеть его чувствительность и пытается, сталкиваясь с ним, сохранить естественный вид, будто все в порядке, но частенько, несмотря на все свои благие намерения, они в последний момент либо отводят взгляд, либо себя выдают. Подчас сама их наигранная, слишком бросающаяся в глаза естественность просто-напросто становится откровенно смехотворной, они принимаются насвистывать, напевать — ну и музыка его окружает! — они, чтобы не задеть Краба, его чуть ли не опрокидывают. Есть и такие, кто думает о загробной жизни, о своем спасении, и они его целуют — что за гнусные поцелуи! Но более всего Краб опасается самых услужливых, которые пытаются завоевать его дружбу и доверие; он отлично знает, что любопытство в погоне за информацией принимает обличив симпатии. Он всего-то и хочет, чтобы его оставили в покое. Впрочем, иногда поутру собственное увечье вызывает ужас и у него самого, его убивают стыд и отчаяние, он уже не может набраться смелости встретиться с улицей лицом к лицу, он запирается у себя в комнате. Многие в подобной ситуации, удрученные такою же напастью, предпочитают подобным образом спрятаться, подобру-поздорову исчезнуть, и отказываются от жизни. Но Краб каждый раз вновь поднимает голову, он откликается — он выходит на улицу, он не считается с ненавидящими, испуганными, насмешливыми или жалостливыми взглядами, он идет своей дорогой на своих двоих (по пять пальцев на каждой!)